Города слышат море
Шрифт:
Когда я вставала, собираясь идти на автобус, из моего пакета выкатились несколько пунцовых ягод черешни и остались лежать на теплой брусчатке приморского города.
Столько жизни вокруг.
***
Вечером можно подсматривать чужие жизни.
В октябре темнеет рано, и напротив моего дома загораются окна, много-много. Я сажусь на своем балконе и смотрю кусочки чужих вечеров. Если делать это часто, то люди постепенно становятся старыми знакомыми: ты знаешь, что девочка в окне на верхнем этаже любит танцевать на кухне; а вот здесь живет огромная семья, с бабушками, внуками, и стол у них огромный, и накрывает его почему-то именно папа; а в окне
Есть одно окно, это комната малыша, лет ему всего-то четыре-пять. У него сильно беременная мама, которая резко двигается по комнате, нервно застилает постель и от избытка чувств орет на сына, орет прямо всем телом, хлопает дверью и уходит. Он садится на свою кровать, обнимает колени и сидит так, долго. И я все время смотрю в его затылок и говорю ему: не грусти, не грусти, не грусти…
Кто-то точно смотрит и на меня из ближних окон. Я танцую на кухне и иногда принимаю гостей.
Одиночества нет.
***
В Стамбуле начинаешь особенно остро ощущать свою неотдельность. Ты никогда не сможешь закрыться от жизни, забыться, сделать передышку; где бы ты ни был и что бы ни делал, в каждый момент жизнь протекает через тебя как сильная бесконечная река, и по-другому быть и не может. Остается – жить.
Первый день в Стамбуле, первый раз в Стамбуле.
Мы брели с чемоданами по брусчатой улочке. Было градусов 40, палило солнце, мы были измучены ночным перелетом, двухчасовой очередью в аэропорту, спорами с нечистыми на руку таксистами. Мне казалось, что я уже ненавижу этот город. Мы шли, шли в гору и никак не могли найти наш отель в местных лабиринтах.
И вдруг «May I help you?» – из мечети прямо к нам вышел старичок. Показали ему название отеля, и он не торопясь повел нас по окрестностям, приветствуя соседей, разговаривая о погоде, улыбаясь местным детям, и вывел прямо к отелю. И это было волшебно.
Так Стамбул сказал: не судите обо мне по первому впечатлению.
***
Парк Гюльхане. Огромный зеленый остров спокойствия и солнечной мозаики на асфальте. Солнце везде: оно запутано в длинных волосах турчанок, оно убегает из-под ног детей, пока те гоняются за ним, раскрашивает стволы деревьев. Кажется, оно даже забирается к тебе в сумку, чтобы ты мог увезти солнце с собой, в страну, где его так не хватает. На газончиках можно лежать и даже спать под коренастыми каштанами, а воздух пахнет морем и цветами.
Садимся в кафе возле Голубой Мечети. Кажется, здесь суетно, не слишком чисто, неприветливые официанты, под ногами фантики и коты. Приносят турецкий кофе с баклавой. Один глоток – и вокруг гармония. Люди, которые умеют делать такой вкусный кофе, имеют право не улыбаться. Коты под твоим столом радостно жуют орешки с баклавы. За соседним столом ест мороженое женщина в черной чадре, а рядом подруга в топе и желтой мини-юбке. Такой разный город с божественным кофе.
***
Городские лешие кружили нас два часа. Точно знаешь, что за поворотом минареты Айя-Софии, но их там нет! За следующим, конечно, нет тоже. И ты понимаешь: невозможно так затеряться на участке меньше километра. Но за каждым углом тебя ждет неожиданность. Когда солнце стало заходить, Стамбул намекнул: быть одинокими и самостоятельными в этом городе – неудачный выбор. Первый же спрошенный стамбулец за пять минут вывел нас на место, которое мы искали два часа.
Когда я читала Сафарли, то не верила, что незнакомый человек может сесть рядом и заговорить сразу о том, как
***
Стамбул – город реальности. Здесь не доверяют виртуальному миру, не ищут путь по google-картам. Спросишь дорогу – пойдут с тобой, убедятся, что ты на месте.
Здесь важно знать соседей, важно держать за руку, важно видеть своими глазами, слышать своими ушами.
Стены Голубой Мечети серые и шершавые, нагретые солнцем. Бублики-симиты мягкие, пахнут тестом и кунжутом. Вечерний воздух тяжелый, немного влажный, и в нем особенно гулко звучат шаги поздних прохожих. Это то, что я знаю о Стамбуле.
***
Когда на осенний Стамбул опускается темнота, все становится желтым и выпуклым: изгибы брусчатых улиц, узкие переулки, трещины на стенах домов. Местные коты шныряют по улицам желтой тенью. Казалось бы, никого нет. Но проходит запоздавший человек – вслед оживают окна, сдвигаются занавески…
Местами на остывших каменных порогах сидят стайки детей и уставшие большие мамаши, где-то играет музыка, кто-то танцует. Женщина прямо из окна бранится на проходящего мимо старика. Здесь ты никогда не одинок.
В Стамбуле невозможно одиночество. Здесь плачут, расставаясь с близкими на пару дней, плачут на вокзалах, автостанциях, в аэропортах. Здесь люди так сильно любят друг друга, что им не нужно других смыслов происходящего.
Ночью сквозь сон слышу, как в мечетях поют – зовут на ночную молитву. Уставшая, полная солнца, поворачиваюсь на другой бок и засыпаю. Просыпаюсь под утро от того, что впервые за много лет смеюсь во сне.
***
В октябре на городских озерах природа просто космос. Мы как-то раз пришли к озеру с мамой в середине недели, вокруг тишь да гладь. Ни единого человека вокруг. Идиллия. Пастораль. Слышно как листья с деревьев падают. Мы спустились на мостки. Поверхность воды, неподвижную, стылую, вдруг прорезали множество прямых линий, будто сотни маленьких самолетов оставили след своих трасс.
Оказалось, что со всех концов озера к нам плывут утки, торопятся из всех утячих сил. Некоторые даже пытались перейти на бреющий полет, чтобы обогнать остальных. В этот момент мы были единственной их целью. Утки были настроены решительно. Пришлось откупиться батоном (ну ладно, мы специально для них его принесли). Если бы батона не было – возможно, они вышли бы на берег и стали проверять наши карманы на предмет «есть чо?». Кидаем крошки в воду – а воды уже и не видно, утки кишмя кишат, ныряют за утонувшим хлебом орут друг на друга, дерутся, с бранью гоняются за особо удачливыми, словом, ведут себя неприлично. Когда мы уходили с мостков, вслед еще долго слышали кряканье с элементами ненормативной лексики.
Мне так понравился этот контактный зоопарк, что я решила вытащить мужа и показать зоопарк ему. Мы набрали хлеба и пришли к тому же самому озеру. Это был последний день длинных выходных. На мостках стояло десять человек с пакетами батонов. Обожравшиеся уточки качались на поверхности воды, будто их игрушечные копии в детской ванне. Они не могли смотреть на хлеб, слышать про хлеб, думать про хлеб, а настырные люди пытались их накормить («может, они просто не замечают?»). Одного жирного селезня прямо по голове стукнул целый сухарь, селезень лениво пытался увернуться.