Городок Нонстед
Шрифт:
Натан с напускным легкомыслием пожал плечами.
— Абсолютная чушь. Это место называется “Отшельница”. И что-то есть в этой хибаре. — Скиннер прикусил губу. — Только никто не знает, что именно. От любого, кто туда попадает, отворачивается удача. Знаешь, такое проклятие, как в книгах Кинга. Говорят, эта хижина притягивает людей. Если заблудишься в этом лесу, то рано или поздно к ней выйдешь. Никогда в жизни. А потом все для тебя кончится.
Он говорил отрывочными предложениями. Его глаза продолжали блестеть, он все время смотрел на строением. Забытая сигарета догорала между пальцами.
— Да,
— Мой старик заблудился в лесу, — прервал его Скиннер. Он уже не смотрел на “Отшельница”, взгляд ушел куда-то мимо хибары — в мир воспоминаний. — И это удивительно, ведь он был лесником. Он вырос в этих лесах и знал каждый куст. Но однажды не вернулся домой. Радио молчало. Его никто не видел. Мобильников тогда еще не было. Мы его искали всю ночь. Под утро он вышел из кустов прямо на Миллера. Был голый, лицо разодрано, несколько синяков, ничего серьезного. Гораздо хуже было то, что отец никого не узнавал. Никого. Ни меня, ни матери, ни ближайших приятелей. Его отвезли в больницу в Моррисон. Им занимались лучшие врачи, но все без толку. Через два дня папа умер. И знаешь, какие были его последние слова?
— Нет, — прошептал Натан. Его била дрожь.
— Если по правде, то я тоже не знаю. Я сидел в коридоре, и задремал. И вдруг услышал крик мамы “Какая “Отшельница”?” Она была взволнована: “О чем ты говоришь?” Я хотел встать и войти, но она выбежала в коридор с криком “Врача! Врача! На помощь!” Я тогда так и не поговорил с отцом.
— Мне жаль…
— Не неси чушь. Ты его даже не знал. Ладно, не будем об этом. Я это запомнил и решил отомстить. Подбил несколько парней, выпили для храбрости и приехали сюда ночью. Я, Оуэн, который позже стал копом, и Алекс. Облили бензином, подожгли и смылись к машине. Стояли и смотрели, как все занимается. Даже услышали, как обвалился потолок, искры полетели. Но приехал через полгода, и оказалось, что ничего с хибарой не случилось. “Отшельница” стояла, будто бы ничего и не было. Будто бы банда пьяных хулиганов не спалила ее совсем. Как ни в чем не бывало. Улавливаешь?
Натан не ответил. До вечера еще оставалось достаточно времени, насколько он мог судить. Но между грозными, когтистыми ветвями деревьев, окружавших поляну, уже появились глубокие, становящиеся все более темными тени. Казалось, что со сливающейся с ними “Отшельницей” происходят потрясающие изменения — дом разрастался, разбухал, угасал, рассыпался, и начинал воссоздаваться вновь. Писатель уже ни в чем не был уверен.
— Скиннер, — прошептал он. — Давай уедем отсюда.
— Да. — Молодой лесоруб потряс головой, будто бы только что проснулся. С удивлением посмотрел на сигарету, тлеющую между пальцами, выбросил ее и затоптал. — Пошли.
Когда они сели в салон “Мустанга”, Натан сказал:
— Я приезжал сюда пару лет назад. Нонстед показался мне тихим, спокойным городком. В самый раз для того, кто ищет тишины и покоя.
— Правда? — скривился Скиннер, поворачивая ключ в гнезде зажигания. К облегчению Натана, “Мустанг” завелся с пол-оборота, и поехал по лесной дороге. — Ты, твою мать, ошибся. Все
И они ехали, ускользая от все более длинных пальцев мглы.
Когда они выехали на асфальтированную дорогу — наконец-то след цивилизации — Скиннер прокашлялся, повернул кепку козырьком назад и несколько раз попытался завести нейтральную беседу, надеясь побороть унылое настроение.
Напрасно — разбуженный им кошмар вгрызался в сердце писателя. Натан упорно молчал, глядя на пролетающие за окном строения, серые в синей дымке.
— Где тебя высадить? — спросил Скиннер.
— Возле церкви. — Натан даже не взглянул на товарища. — Или тут. Вроде тут недалеко, дойду пешком. Дождь не такой уж сильный.
— Слушай, это не проблема, могу…
— Успокойся. Пройдусь.
“Мустанг” остановился у бордюра, мурча на холостом ходу. Натан нащупал ручку двери.
— Разозлил я тебя тем высказыванием о Нонстеде? — спросил Скиннер.
— Нет, что ты. — Натан нахмурился. — Не о том речь. Правда. Слушай, ты действительно можешь мне помочь с обустройством в доме?
— О чем речь. — Скиннер улыбнулся. — Потерпишь до субботы.
— Потерплю. До свидания. — Натан заставил себя улыбнуться и захлопнул двери.
Действительно, дождь ослабел, уступил место облакам влажности, которые шастали между домами, облепляли деревья и живую изгородь, сглаживали острые контуры. Он шел не спеша, глядя на носки своих ботинок. Шел и думал.
Кошмар вгрызался в него все сильнее, хотя Натан был уверен — это не имеет ничего общего со Скиннером и “Отшельницей”. И даже с Нонстедом.
“Почему из множества мест во всем мире он убежал именно сюда? Почему брошенный Фионой, он решил лечить депрессию в городке, в котором он пережил с ней лучшие минуты? Решил? А удалось ли ему что-то решить, начиная с той минуты, когда он нашел письмо на экземпляре “Шепотов” в твердой обложке? Или хотя бы задуматься над чем-то? Существовало ли что-то, что он в последнее время сделал сознательно, намеренно и умышленно? И выходил ли он хотя бы на минуту из тумана отчаяния?
Да, один раз. Это произошло в то утро, когда решил порвать с прошлой жизнью и стать кем-то совершенно другим. Сбрил бороду, коротко постригся, достал серьгу из уха, с мрачной миной погладил все рубашки и штаны. В то время, когда небольшая типография печатала его новые визитки, Натан отправил мэйл литературному агенту и некоторым знакомым: он исчезает на некоторое время, и не хочет, чтобы его искали и беспокоили. На всякий случай выбросил телефон и купил новый, работающий по системе предоплаты. Его номер не оставил никому.
Затем он прочел в интернете предложения единственного в Нонстеде офиса по работе с недвижимостью. Через минуту писатель включил новый телефон, и позвонил Томасу Макинтайру.
— Почему Нонстед? — спросил он себя, глядя на настороженных ворон, сидящих на проводах ЛЭП.
Почему он не остался в Нью-Йорке? Почему не поехал в любой другой город? Почему не вернулся в Англию? Почему из всех мест на матушке Земле выбрал именно то, что сожрет его, начиная с сердца? И это не имеет отношения к Одиночеству, исчезновению Макинтайра, тайне Анны Крэйг или рассказу Скиннера.