Городская фэнтези — 2008
Шрифт:
Он очнулся и поднял глаза, заслышав деликатный, негромкий стук в дверь. Вырвав из пола топор, он оглянулся на Рагну — та совершенно зарылась в покрывала и тонко всхлипывала. Поразмыслив, Гертье отставил топор, но расстегнул пальто, чтобы удобней было достать револьвер.
Гереон и Кефас стояли в шаге от порога, такие же свежие и нечувствительные к морозу, как и в прошлый раз. Похоже, замки и засовы не могли их удержать — они ждали только приглашения, чтобы переступить рубеж.
— Вы что-нибудь надумали,
— Если оно есть. А поскольку у меня нет кофе, я не могу его выпить и, следовательно, не дам вам ответа.
— Ах вот в чём причина… Это поправимо, — Гереон протянул ему мешочек, пахнущий хорошо обжаренными кофейными зёрнами. — Примите в подарок. Преподносим от души, как близкому родственнику. Пейте — и отвечайте.
— Я не обещал пить немедленно, — Гертье нашёл в себе солидный запас дерзости, хотя холод уверенно одолевал его. — Возможно, вам придётся ждать до утра.
— Боюсь, к утру вы уже не сможете ни пить кофе, ни отвечать, ни вообще делать что бы то ни было, свойственное живым людям, — жёстко молвил Гереон. — Монсьер Гертье, советую вам умерить своё упрямство. Полагаю, что вы уже сделали ряд интересных и неприятных открытий по части родословной и дел между соседями.
— Да, вы на сей счёт неплохо постарались.
— Что вам ещё надо узнать сверх того? Теперь вам известно, кто та молодая особа, которую вы скрываете…
— Вы ошибаетесь, — высокомерно ответил Гертье. — Я проживаю один; никаких гостей в квартире нет.
— Полноте, кавалер, — Гереон стал чуть фамильярней, — не отрицайте очевидного. Вы не хотите компрометировать девушку? Поверьте, ваше доброе отношение к ней совершенно излишне. Она не та, чью честь и репутацию вам следует оберегать.
— Позвольте мне самому решать, кого оберегать, а кого — нет. Вас не касается, находится или не находится кто-то в моём доме, а ваше утверждение о молодой особе по меньшей мере бестактно. На первый раз прощаю, но — не испытывайте моё терпение, оно не бесконечно.
— Я уверен, что она вам назвалась, — продолжал Гереон как ни в чём не бывало, — и не смолчала об отношениях, которые связывают её с семейством Лейцев. Она гордится тем, что натворила. Вы поступили разумно, обезоружив её. То, что она хочет сделать с собой, должны совершить мы… или вы сами. Только тогда проклятие утратит силу. Решайтесь, кавалер. На карту поставлена судьба ваших детей.
— Ничто не заставит меня изменить своему слову, — помедлив, твёрдо промолвил Гертье.
Он сделал движение, чтобы вернуться в квартиру, но тут Гереон достал вексель и доверенность. Подъезд был освещён почти никак, но глаза Гертье различали все до мелочей — и он увидел, какие именно бумаги предъявляет ему жемчужно-серый господин.
— Простите, кавалер, но если вы — вы один — сейчас не покинете квартиру, эти улики окажутся в руках полиции. И вы отправитесь в тюрьму за подлог. Но прежде мы вызовем полицейских и будем понятыми при обыске. Надеюсь, вам известно, что по обвинениям в убийстве, государственной измене, изготовлении фальшивых денег и безнравственности полиция имеет право вторгаться в жилище без судебной санкции. Вашу гостью выведут из квартиры как шлюху, и ей придётся объяснять судье, как и почему она ночевала у мужчины. Вам известно слово «позор»?
— А вам — слово «честь»? — Удар не пошатнул Гертье. — напротив, прибавил ему стойкости, поскольку дело дошло до крайностей. — Вы шантажируете меня, как мелкий подонок.
— Сударь!!! — Гереон умёл и рычать, но Гертье устоял, даже не шелохнувшись:
— Ваш следующий шаг будет попыткой войти без разрешения. Думаете, я не смогу вас остановить?
Гереон быстро укротил порыв гнева, вернувшись в позу серебряной статуи.
— Я против дуэлей между родственниками, — произнёс он ровным тоном. — А то бы вы недолго прожили.
— Как знать; я метко стреляю. Родственные чувства не помешают мне принять ваш вызов. Можете присылать картель, в делах чести я всегда к вашим услугам. Будьте уверены — я научу вас биться на равных.
— Чему выможете научить нас? — Гереон свёл брови, уставив на Гертье немигающий взор. — Вы настолько молоды, сударь, что вам чужда забота о своём роде и потомстве.
— А вы, монсьер, настолько стары, что ваша кровь остыла. Чтобы выжить, вы снисходите до браков с нами, молодыми и горячими, иначе угаснете, как догоревшие свечи.
Осанка Гереона не изменилась, но на лице под внешним лоском проявилось нечто устрашающее, словно с величавого господина спала маска, обнажив доселе скрытый лик древности, — и горькая, бездонная печаль звучала в его стихшем голосе:
— Вы даже отчёта себе не отдаёте в том, сколь жестоки ваши слова, кавалер Гертье. Поступайте как знаете, а мы продолжим добиваться своего.
— Я тоже, — войдя в квартиру, Гертье хлопнул дверью.
— Наша кровь, — отметил Кефас не без гордости.
— Он готов умереть за то, что сказал сгоряча, — вздохнул Гереон. — Что ж, друг мой, примемся за дело! Утро близится, а наши усилия пока безуспешны.
— К чему ваше самопожертвование? — укоризненно спросила Рагна. — Поймите, кавалер, — я всё равно не изменю проклятие.
— Незачем повторять, я это уже слышал, — Гертье ходил по промерзающей комнате, то хлопая себя по плечам, то энергично потирая руки. Пальцы почти потеряли чувствительность, да и нос едва ощущался, если его тронуть. Самое подходящее — присесть у печки, приблизив лицо и ладони к огню, но при сидении на корточках начинали коченеть ноги и туловище. Тряхнув чернильницу, Гертье вполголоса выругался — и чернила замёрзли! Керосиновая лампа горела кое-как, крохотным изнемогающим огоньком. Достав неоконченное письмо к Атталине, Гертье поставил чернильницу на спиртовку — может, содержимое оттает.