Городская фэнтези — 2008
Шрифт:
— Вы! — крикнула она ломающимся от душевной боли голосом. — Не приближайтесь! Я выстрелю!
— Сьорэнн, да вы не в себе, — подойдя, Гертье с большой осторожностью вывернул оружие из стиснутых пальцев девушки, следя за тем, чтобы ствол был направлен в сторону. — Эта штука не для дамских рук. Отдайте, пожалуйста.
— Почему вы… почему вы не назвались? — обезоруженная, она держалась так же нервно и дерзко.
— Отчего же? Я сказал вам своё имя.
— Но не фамилию! Вы — Валлероден! я всё слышала!
— А что в этом такого? Действительно, я — дан Валлероден.
— Я не могу! я не желаю оставаться рядом с вами ни секунды! Подайте мне пальто.
— Э, постойте-ка, — Гертье цепко удержал её за руку, когда она попыталась рвануться к двери, до затмения рассудка взвинченная своей идеей, — я вас не понимаю. Что значит — «не достанусь»? Они что-то замышляют против вас? Они вас преследуют?
Рагна ошарашенно замерла, даже не попытавшись высвободить руку или хотя бы возмутиться его непочтительным обращением, вскрикнув: «Что вы себе позволяете?!» Глаза её округлились.
— Как… Вы не… не знаете, почему…
— Рагнхильд, я знаком с вами всего пару часов, а с теми господами — меньше четверти часа. До сего дня я не встречал ни их, ни вас. Я не знаю за собою никакой вины, из-за которой вы могли бы целиться в меня. Тем более я не состою с этими Кефасом и Гереоном в сговоре. И наконец, у вас короткая память, сьорэнн: я поклялся, что оберегу вас от любой опасности — а Валлеродены словами не бросаются.
— Выбудете защищать меня?.. — в полной растерянности проговорила Рагна. — Ведь вам ничего обо мне не известно!..
— Какое это имеет значение? Слово есть слово.
— Отпустите мою руку, — попросила она тихо. — Вы не можете обо мне заботиться. Вам нельзя. Я — ваш враг.
— Не смешите меня, Рагнхильд, — Гертье осмотрел револьвер. Хм, заряжен!.. После родичей-блондинов, посвящённых в его секреты, — девушка с оружием и некой безумной враждой к Валлероденам. Будь ты вдвойне душевно крепок, и то голова кругом пойдёт. Однако если встреча с Ратной явно случайна, те двое шли по адресу, который знали точно — от Бабеля. Во всём этом следует разобраться. — Лучше расскажите, кто эти двое, — кажется, вы с ними знакомы куда больше моего.
— Чёрт бы побрал их обоих, — в голос Рагны вернулся холодок самообладания. — С меня достаточно, что я помню их имена, а их лица — хоть бы и вовсе не видеть! Они в самом деле ваши родственники… не улыбайтесь! Я говорю серьёзно. И то, что я враждебна вам, — чистая правда. Я… — Она сжала губы, обдумывая, говорить ей дальше или нет. — Как это отвратительно, что я с вами встретилась…
— Боюсь, без этой встречи вы замёрзли бы насмерть.
— О, не переживайте — онине позволили бы мне умереть. Я нужна им. Слушайте, кавалер дан Валлероден, вы ещё готовы мне помочь?
— Всегда. Но вы рассказываете мне нечто бессвязное. У меня складывается впечатление, что один из нас помешался. Я начал сомневаться в том, что вижу и слышу. Так вы говорили о вражде… продолжайте!
Узел загадок скручивался всё туже. Оказывается, блондины шли и к нему, и за ней! И с каждым шагом вопросов больше, чем ответов.
— Должно быть, между нами возникла связь, — задумчиво произнесла Рагна, бессознательно теребя складки своего платья, — чего я не предвидела… сгоряча… ах, зачем, зачем так случилось!.. Кавалер, это давняя история. Тому уже четырнадцать лет. Я была маленькой. Отец вашей невесты охотился; его земли граничат с нашими. А мой брат… в общем, он гулял… в необычном виде. Барон Освальд застрелил его, приняв за… ну, это не важно. Короче говоря, — взглянула она в глаза Гертье, — тогда я прокляла вашу невесту насмерть. Атталину дан Лейц. А меня зовут Рагнхильд Брандесьер. Если вы верны слову — дайте мне нож. Или верните пистолет.
Брандесьеры! Гертье словно водой окатили — это соседнее семейство ругов, чьи владения вплотную примыкают к имению Лейцев — и чью границу, как говорила Атталина ещё в детстве, запрещено переступать. Почему? Нипочему, просто нет с ними ни дружбы, ни каких-то других отношений. Ручей и рубеж, проходящий по лесам, пересекают только браконьеры и зверьё, да ещё государственные землемеры, сверяя межи господских владений с картой. Сколько детей у Брандесьеров и какого они возраста, Гертье никогда не интересовало. Сказываются восемьсот лет вражды ругов и салисков.
— А нож вам для чего? — вырвалось у Гертье, оторопевшего от признаний Рагны.
— Нарезать сыру, — буднично ответила Рагна, но во взгляде её читалось иное, страшное намерение.
— Чушь какая-то… Атталина жива! Она здорова, ничего с ней не случилось…
— Всё впереди. Скоро ваша свадьба, вот тогда исполнится проклятие. Мне… я старалась причинить Лейцам как можно больше зла и боли, — Рагна сжала кулачки, — потому что у меня был брат! любимый! Если бы вы увидели своего родного брата с грудью, разорванной пулей?!. Я его помню живым как наяву. Мне до сих пор больно. И я сделала так, чтоб Лейцы страдали годами, а в конце пусть их ждут муки дочери, смерть и погребение. Я сказала… — Рагна в жестоком упоении вскинула голову: — Огеньдеш на Атталину дан Лейц! Пусть он падёт на новобрачную в день её счастья и она вспыхнет как факел! Барон Освальд, прими отмщение от Рагнхильд Брандесьер! Я своих слов обратно не возьму!
Голос её погас в тишине комнаты. Гертье показалось, что он слышит, как оконные стёкла с медленным шорохом затягивает морозный узор.
— Я не метила в вас, — глухо выговорила Рагна после долгой паузы. — Так получилось… Теперь-то вы меня, выгоните?
— Холодает, — невпопад сказал Гертье. Печь почти угасла…
— Немудрено, — Рагна вздохнула. — Ваша родня старается. Они лишили меня силы — и теперь будут нагонять холод, пока мы не окоченеем. Впрочем… вы можете уйти. Тогда они войдут, ведь я здесь — не хозяйка жилья и огня.
— Почему они вас преследуют?
— Я же все объяснила! Может, мне по-ругски повторить, чтоб вы поняли? Они хотят, чтобы проклятие исчезло… вместе со мной.
— А вы ничего не можете сделать? — спросил Гертье негромко. — Снять его, отменить…
— И не могу, и не хочу. Пусть горит.
Гертье, хотя он был смятен и угнетён обрушившимися на него откровениями, машинально примечал какие-то мелкие, но необычные перемены в комнате. С момента, когда он вернулся после беседы с Гереоном, окна сильно затянуло морозными узорами. Дыхание Рагны начало вырываться из её ноздрёй и рта полупрозрачным паром — да и у губ самого Гертье пар явственно заклубился слабым тающим облачком. Понемногу становилось все холодней. Подойдя к умывальнику, Гертье обнаружил, что вода в нём покрылась ледяной каймой. Льдистые иглы вытягивались от краёв посудины, обрастая хрупкими перемычками, соединяясь ими и расширяя кольцо наледи.