Городские легенды
Шрифт:
– Ты что творишь? – возмутилась Римма. – Зачем подкрадываешься? Меня уже родная сестра до инфаркта довести пытается, а тут еще ты!
– Да никто к тебе не подкрадывался, совсем дерганая стала!
– Как будто у меня нет причины! Господи, где ты взял эту дрянь?
В руках Данил держал человеческий череп, настолько старый, что он не заинтересовал бы и полицию. Кости пожелтели, стали хрупкими, и не приходилось сомневаться, что они десятилетия провели в земле. Получается, Вест докатилась до расхищения могил?
– Положи, где взял, – поморщилась Римма.
– А смысл? Она и так узнает, что мы здесь побывали.
– Вряд ли это ее испугает.
– Я и не надеюсь ее испугать, я просто говорю, что нет смысла сохранять ту жалкую пародию на порядок, которую создала твоя сестрица. А еще смотри, что я нашел.
Он опустил череп в ближайший сундук и протянул Римме большой лист бумаги, сложенный вчетверо. Похоже, бумага хранилась так не один десяток лет, но отменное качество спасло ее от обветшания. Развернув лист, Римма обнаружила, что перед ней гравюра.
А точнее, портрет девушки, молодой, красивой и бесконечно печальной. Она сидела у окна – в простом платье, с распущенными волосами, не дворянка и не крестьянка, просто незнакомка. Она не делала ничего особенного, всего лишь смотрела вдаль, в окно, но окно это было закрыто тюремной решеткой.
Под портретом стояла подпись – имя, но имя модели, а не художника.
– «Кровавая Мэри», – указал Данил.
– Так, тихо! – поспешила прервать его Римма.
– Ты-то чего засуетилась?
– Потому что мы в доме ведьмы, на нас, возможно, проклятье, связанное с городскими легендами, а перед нами – одна из них… Действительно, чего это я засуетилась?
– Ну да, про Кровавую Мэри слышал даже я, – признал Данил.
– Да тихо ты! Ты что, меня не слушаешь?
– А ты пока ничего особо ценного и не говоришь.
– Я тебе говорю главное: нельзя произносить ее имя три раза! А ты произнес уже два раза, все, финишная черта! Говори о ней просто «она», понял?
– Да понял я, понял, не суетись!
Римма прекрасно понимала, как нелепо звучат ее слова, как смешно смотрится ее неподдельный страх. Она, взрослая современная женщина, испугалась каких-то нелепых и бессмысленных суеверий!
Но она ничего не могла с собой поделать, слишком многое изменилось за последнее время. Если никакого колдовства нет, то ее предосторожность никому не навредит. Но что если оно есть? Тогда появление Кровавой Мэри может стать бедой, к которой они не готовы!
Вот только Данил относился к этому иначе, он продолжал рассматривать портрет печальной красавицы без тени страха.
– Хорошо, она так она. Кем она была, напомни? Я, знаешь ли, как-то отдалился от страшилок из пионерлагеря, память уже не
– Есть и такая версия. Вообще, существует несколько легенд про Кров… про нее, – быстро исправила Римма. Данил указывать на оплошность не стал, он лишь бросил на собеседницу многозначительный взгляд. – Да, кто-то говорит, что она была королевой. Но я в детстве слышала другую историю, а значит, и Вест тоже, потому что эти истории нам рассказывал один человек.
– Кем же она была для вас?
– Ведьмой, которую обвинили в колдовстве и приговорили к сожжению на костре. Страдание наполнило ее такой злобой, что она и после смерти не обрела покой. Если трижды произнести ее имя, она явится разгневанным призраком, способным лишь на разрушение.
– Что-то мне подсказывает, что сожгли ее не зря!
– Ай, не болтай такое даже в шутку, – попросила Римма. – Мне уже всюду черти мерещатся!
– Зато твоей сестре эти черти симпатичны, раз она хранила у себя портрет Кровавой Мэри!
– И вот это был третий раз, – обреченно прошептала она.
– Упс…
Вряд ли он намеренно болтал то, что ей не нравилось. Скорее всего, Данил просто не отнесся к ее предупреждению серьезно, это было выше его сил. Как такое возможно? Какие заклинания, какие ведьмы? Он был не из пугливых – она всегда это знала. Поэтому ему, не страшившемуся вполне реальных угроз, было сложно соблюдать осторожность рядом с предполагаемым призраком.
Но так или иначе, имя прозвучало трижды, и теперь все должно было решиться.
В первую секунду в квартире воцарилась тишина: они не говорили даже друг с другом, они ждали. Эта тишина была вполне естественной и вместе с тем успокаивающей, доказывающей, что в цивилизованном мире нет места мистике и суевериям. Римма почти расслабилась, почти поверила ей… а потом она услышала хохот.
Это был смех, но не веселый – и даже, кажется, не человеческий. Высокий, оглушительно громкий, он напоминал скрежет когтей по стеклу. Римма невольно зажала уши руками, но смех не прекратился, он словно врывался прямо в ее сознание. Это было настолько невероятно, что Римма приняла бы звук за галлюцинацию, если бы Данил тоже не морщился, как от головной боли.
За смехом появилась и она. Она не была существом из плоти и крови – даже сейчас, невольно призванная, она не способна была сравниться с живыми. Но она была образом, белой тенью, стремительно пролетающей через воздух, холодным ветром и дьявольским хохотом. Когда она мелькала рядом, можно было рассмотреть ее лицо, и это было страшное лицо. Она едва ли напоминала печальную девушку с портрета. Скорее, это была маска вечного ожога и вечной боли, черные бездонные глаза, искаженный в последнем крике рот, седые растрепанные волосы…