Горшочек, вари. Рецепты писательской кухни
Шрифт:
1. Осторожно: воспоминания
Никто не ждет, чтобы ваш автофикшн был абсолютно искренним – если только вы сами этого не захотите. Вы вольны менять имена и фамилии или оставить как есть. Это ваше авторское право, и единственное, что может подвести в последний момент, – память. Французская писательница Анни Эрно, почти все романы которой – автофикшн, говорила: «Писать – значит бороться с забвением». Чтобы достичь художественной правды, порой действительно приходится поднимать архивные документы, перечитывать дневники, проводить интервью… Но какие воспоминания вы готовы включить в свой текст? О ком, почему и зачем рассказать? Чтобы лучше разобраться в этом, попробуйте составить нечто вроде
Это текст с событиями или бессюжетный («поток сознания»)? (с. 180, рецепт «Поток сознания: плюсы, минусы, подводные камни») Герой/героиня «просто хочет выговориться» или у него/нее есть конкретное послание urbi et orbi?
Чтобы рассказать эту историю, достаточно протагониста и антагониста? (с. 121, рецепт «Отрицательный персонаж: злодей, антагонист и прочие монстры») Или ваш замысел должна раскрыть целая команда? (с. 115, рецепт «Не бывает маленьких ролей: как из второстепенного персонажа сделать звезду») Подумайте, можно ли в таком случае сделать «коллаж» из прототипов. Иначе каждый персонаж начнет тянуть одеяло на себя, история может застопориться.
С чьей точки зрения описываются события – автора/повествователя/протагониста? В автофикшн это зачастую один и тот же человек, но угол зрения может быть разным – и повествование поменяется.
Каково соотношение фактов и вымысла? Например: «три этих события я беру из своего детства, одно – заимствую у подруги, еще два – придумываю, чтобы сюжет был интереснее».
Какова степень подлинности образов? Насколько они достоверные, четкие? Учитывайте выбранную тему и логику сюжета.
Например, тема первой книги Кнаусгора уже обозначена в названии – «Прощание». Он прощается с детством, а также с умершим отцом, некогда деспотичным, но под конец жизни совершенно опустившимся человеком. Кнаусгор ничего не приукрашивает, в противном случае это был бы сентиментальный сборник «Десять лучших воспоминаний о моем любимом папе» (который тоже вполне имеет право на существование, но это был бы уже не Кнаусгор). Хотел ли Карл Уве «свести счеты»? Скорее, он добивался эффекта реалити-шоу, чтобы ничего не упустить из виду, сделать «как в жизни». Готовы ли вы пойти на подобный риск? Решать вам.
Может ли быть такое, что «реалити-шоу» состоялось, а реакции главного «зрителя» так и не последовало? Вполне. «Рассказы» Наталии Мещаниновой посвящены взаимоотношениям с матерью и ее новым мужем. Это очень откровенная, правдивая и местами жуткая история. В одном из интервью Наталия рассказала, что мама так и не прочитала ее книгу, потому что не хочет (ей страшно). Но все-таки мы пишем для себя, а не для того, о ком пишем.
Надеемся, что эти ответы помогут вам отобрать необходимые для сюжета события, продумать план повествования. Превратитесь ненадолго в исследователя, который пытается преодолеть аберрации памяти. Вы поймете, для чего нужен тот или иной персонаж, и будете готовы обосновать его/ее присутствие как перед редактором, так и перед читателем (если это все же понадобится). Как известно, лучшая импровизация – та, что хорошо отрепетирована.
2. Изобретайте и изобретаемы будете
Итак, у нас уже есть «дорожная карта» воспоминаний и некоторое представление о сюжете. Но, как бы мы ни старались, воспоминания, близкие к тому, что случилось на самом деле, порой даются с большим трудом. Что делать?
Попробуйте отнестись к этому вопросу чуть менее критично. Помните: автофикшн – не фотография, но карта. Она не претендует на истинность, «ибо важна не точность масштаба, но верное изображение пейзажа души со всеми высотами и глубинами, извилистыми реками и дремучими лесами» [1] . Ради этих прекрасных
1
Цитата из статьи В.Д. Алташиной «Аutofiction в современнои французскои литературе: лего из эго» (Известия Южного федерального университета. Филологические науки. 24.09.2014).
Серж Дубровский (1928-2017) – французский писатель, литературовед-теоретик. Впервые ввел термин «автофикшн» в своем романе «Сын» (1977): «Автобиография – привилегия, оставляемая важным деятелям этого мира, сумеркам их жизни и красивому стилю. Перед вами – вымысел абсолютно достоверных событий и фактов; если угодно, автофикшн [autofiction], доверивший язык авантюры авантюре языка, за пределами синтаксиса романа, будь то традиционного или нового».
Чтобы запечатлеть «пейзаж души» на холсте текста, нужно придумать стратегию. По сути, это концепция вашего произведения, согласно которой вы будете строить сюжет, а также набор художественных приемов. Поясним на примерах, что имеется в виду.
Примеры стратегий
Стратегия «Поиск правды»: Анни Эрно «Женщина»
Роман, посвященный умершей матери писательницы. Пытаясь справиться с эмоциями, Эрно поняла, что не может – и не должна – претендовать на объективность.
• Писательница напрямую проговаривает в тексте свое намерение («Мой замысел имеет литературный характер <…> Но в определенном смысле я хочу остаться на ступень ниже литературы»).
• Постоянно комментирует сюжет и свою манеру письма («В каком-то смысле я о ней и не пишу, а, скорее, перемещаюсь вместе с ней в то время, в те места, где она еще жива»).
• Задает читательское отношение к персонажу, интерпретируя его/ее влияние на свою писательскую манеру («Думаю, я никогда не смогу писать так, словно не встречала ее в тот день» – о тете-алкоголичке).
• Эрно создает суховатый по стилю, но бескомпромиссный по эмоциональному заряду текст. Она настолько объективна и беспристрастна, насколько позволяет ее дочерняя память – и дисциплинированное следование выбранному методу.
Стратегия «Фокус на себя»: Малин Кивеля «Сердце»
Роман, исследующий женскую телесность; центральным событием в нем становится рождение ребенка с пороком сердца.
• Писательница концентрируется на мельчайших, парадоксальных подробностях, незаметных глазу («Люблю промокших под дождем, что не успели еще собраться, надеть на себя внешность. Их мягкость вокруг глаз, поновевшую кожу»).
• Предельный эгоцентризм – уж кого-кого, а Кивелю сложно обвинить в том, что она использует посторонних людей ради пиара. «Я» рассказчицы-протагонистки полностью заполняет пространство – мы знаем про нее буквально все, постоянно находимся в ее голове. («Я чувствовала, как на верхней губе проклевывается герпес. Мне вдруг захотелось элегантно одеться, стать красивой»).
• Люди как отсутствующие субъекты – писательница убирает из текста имена врачей, друзей, называет своих старших детей не сыновьями, а просто братьями; даже супруг – только деталь («Голос Клауса глуше остальных»; «Присутствия Клауса не помню»).
Благодаря такой стратегии Кивеля создает предельно интимный текст. Читать его непросто – порой мы в буквальном смысле проникаем под кожу героини – зато к такому тексту совершенно невозможно оставаться равнодушными.
Упражнения