ГОРСТЬ СВЕТА. Роман-хроника Части первая, вторая
Шрифт:
В полевой штаб тащили каких-то задержанных. Шептали кругом, что это вредители, поджигатели, схваченные, мол, с поличным, прямо с бутылями керосина под одеждой.
Взвод Рональда дольше всех боролся с огнем, держал оцепление, проверял подозрительных, помогал погорельцам, таскал оборудование в безопасное от огня место. Комбат объявил благодарность особо отличившимся в тушении. Среди них — и Вальдеку.
В лагере комиссар отдельного батальона вызвал Рональда к себе и без обиняков велел подавать заявление в партию. Отпустил на двое суток за характеристикой и рекомендациями с фабрики. Из Учреждения комиссар пригласил товарища Германна как члена партбюро, — дескать, не будет ли возражений со стороны этой партячейки?
Товарищ Германн дал ответ осторожный, но положительный. И Рональд подал в свою ротную ячейку заявление со всеми надлежащими бумагами. Ячейка постановила: принять!
Батальонное Бюро постановило: решение ротной ячейки УТВЕРДИТЬ. Рональду Вальдеку дали партнагрузку: руководить в батальоне школой партийного просвещения... Взялся он за это дело с подлинно фанатичным пылом неофита. Впервые в жизни он почувствовал всю сладость оказанного ему высокого доверия. О каких-то выгодах и преимуществах своего нового положения он совсем не думал. Напротив, был готов к любому самопожертвованию, лишь бы оправдать доверие.
Счастлива была и Екатерина Георгиевна. Она безмерно гордилась тем, что ее муж будет членом самой великой и победоносной организации мирового пролетариата — Всесоюзной Коммунистической партии большевиков, основанной Владимиром Лениным и ныне ведомой Иосифом Сталиным.
Сам «неофит» старался теперь смотреть на все явления жизни с партийной точки зрения, воспитывать в себе любовь к вождю партии и подавлять любые остатки и пережитки своей прежней, буржуазной идеологии, воспринятой в домашней среде с раннего детства. В душе Рональда жила вера в Бога и любовь к Христу. Это нужно было подавить в себе, как того требовала партийная совесть. Но рядом с этой партийной совестью жила и давала непрестанно о себе знать совесть христианская, привычная с детства. Некий компромисс, быть может, заключался в том, чтобы принять блоковского Христа, шествующего впереди двенадцати революционеров? И допустить, что Бог-Отец благословляет страждущих и обреченных на смертный бой с угнетателями? А церковь и все гонения на нее? Может быть, она не угодна Богу в том виде, в каком она ныне существует? Эти раздумья, сомнения и поиски компромисса не оставляли Рональда в часы ночных дежурств, в минуты одиночества и за письмами близким. Но наступал рассвет, наваливались дела и в будничной сутолоке внутренние голоса стихали, практическая жизнь брала свое.
Между тем, в ту засушливую осень 1932 года пожары охватили не только леса Подмосковья, но и большую часть новостроек первой пятилетки. Взвод Вальдека участвовал в тушении крупных пожаров: на Первом Шарикоподшипниковом заводе, автозаводе АМО (впоследствии имени Сталина, затем Лихачева), на Шатурской электростанции, где целую неделю одолевали огонь в окрестных лесах и торфяных болотах. Горели и подсобные строения близ самой станции, и лишь ее главные здания удалось сохранить в неприкосновенности.
Из-под Шатуры приехали в полном изнеможении, и в ту же ночь Рональд Вальдек был назначен ночным дежурным по батальону. Чтобы не уснуть, он каждые четверть часа прохаживался по передней линейке. Напротив через поле, помещался клуб «Красная Кузница». Четыре года назад здесь читал стихи Маяковский перед бойцами гарнизона... И вдруг там, позади клубной сцены, утренние сумерки стали будто розоветь. Показался белый дымок... Языки пламени на миг взметнулись под ветерком вдоль столба, стоящего рядом со стеной клуба. Пожар мог перекинуться на соседний аэродром.
— Тревога! Горит клуб «Красная Кузница», напротив!
— Первая рота! Тревога! — подхватили дневальные — и лагерь ожил...
Пожар потушили, вернулись в лагерь, командование даже разрешило лишний час поспать, объявить подъем попозже. Из первого сна Рональда опять подняли: прибыла комиссия, установила факт поджога, понадобились показания дежурного, заметившего огонь и забившего тревогу. Командованию Отдельного батальона связи, комиссия рекомендовала отметить ценным подарком поступок дежурного по батальону... На общем собрании отличившемуся вручили мелкокалиберную винтовку с надписью и двадцатидвухтомное собрание сочинений В. И. Ленина.
...До сентябрьских дождей Отдельный батальон связи жил тревожной, полупоходной жизнью с частыми выездами по пожарным сигналам. На одном из больших пожаров в Талдомских лесах понадобилось держать радиосвязь с командованием в Москве. Командиром походной радиостанции назначили Вальдека. Сам он маловато смыслил в радиотехнике, но догадался взять в свой расчет лучших ротных радистов. Связь действовала и расчет снова премировали. Лишь глубокой осенью батальон вернулся в казармы, бойцов продержали здесь еще неделю и распустили, наконец, по домам, до следующих сборов.
* * *
В судьбе Рональда Вальдека этот преждевременный роспуск по домам сыграл роль важнейшую, роковую для всех его видов на будущее. Продлись сборы 1932 года всего на месяц дольше — и армейская комиссия, на правах райкома, утвердила бы товарища Вальдека Рональда Алексеевича кандидатом в члены ВКП(б). Но товарищ Вальдек был отпущен «на гражданку» раньше, чем комиссия приступила к работе, и партийные документы были выданы ему на руки для передачи в партбюро по месту гражданской службы.
За месяцы Рониного отсутствия Учреждение стало неузнаваемым.
Товарищ Германн с работы был снят — ему поставили в вину частые заболевания, а главное — поддержку чрезмерно «коминтерновской» линии в практической деятельности отдела внешних сношений.
Сняли с должности и председателя правления, весьма уважаемого старого большевика, обвиненного в барстве, либерализме, поощрении подхалимства и в притуплении классовой бдительности, что привело, оказывается, к засорению аппарата Управления неподходящими и даже чуждыми элементами.
Так говорилось в докладе нового председателя, присланного свыше. Это начало сулило мало доброго сотрудникам Учреждения, тем более, что каждый руководитель имел обыкновение приводить с собой собственную свиту, с которой сработался где-то раньше; предлог «засоренности аппарата» открывал тут большие возможности для разгона неугодных и насаждения угодных людей. Новый Председатель правления, тоже из числа старых большевиков, отличался от своего предшественника буквально по всем статьям, начиная с пола: это была женщина-большевик, очень сварливая, несколько даже истеричная, скорая в решениях, весьма упрямая и склонная все переиначивать по-своему, лишь бы все стало по-другому, чем было до нее. Она с ненавистью относилась к предшественнику, всякое упоминание о нем вызывало взрыв, и особую антипатию она питала к тем сотрудникам, кто ранее считался ценным и нужным. Лишь запрет увольнять призванных на сборы помешал ей заочно уволить Рональда Вальдека вместе с Августом Германном.