Горсть тепла для тебя

Очень скучная весна:

ни сосулек, ни капели.

Лишь ленивые от сна

две не мартовских недели

Издеваются дождем,

сыплют мокрый снег внезапно,

грязным под ноги ручьем

расползаются масштабно.

Видно (в

сговоре с зимой?),

топят солнце в злобных тучах.

Но… за серой бахромой

иногда… мелькает… лучик…

Порхает лето мотыльком,

и плавится июль-повеса.

Еще тепло, и босиком

бегу в любимый август месяц.

А в нем от звезд рябит в глазах

и сон приходит на рассвете.

А в нем мечтается в ночах,

и каждая мечта заветней.

Пусть плоть и разум не в ладах,

пусть бьется сердце учащенно,

пусть страх охватит иногда,

Пусть… Все же счастье – быть влюбленной.

Душно. Муторно. Плохо.

И нечем дышать…

Воздух словно из плоти —

хоть вешай топор.

А погода-насмешница

стала в шутку мешать

краски жаркого лета

в холодный «колор».

Лето стонет в агонии хрипами грома,

выстилается радугой страстной в изломе.

Не таясь, осень тихо приблизилась к дому,

шелуху красно-желтую ссыпав на склоне.

Грязно. Слякотно. Мерзко.

И сыро, и мокро,

гадко будет,

причем очень скоро —

не сказкой, а былью.

Неизбежность.

Ее не люблю,

я зашторила окна.

Полумрак. До весны загрустим,

покрываясь тончайшею пылью.

Как скудны цвета у сентябрьских

прохожих.

К чему заточают себя в черно-сером?

Хотят показаться суровей и строже

на огненном фоне осеннего сквера?

Возможно, они сожалеют о лете,

в отместку ушедшему в скорбь облачаясь.

Эй, люди! Хотя бы улыбку «наклейте»,

над дивной погодою чуточку сжалясь.

Октябрь скребет у порога дождями,

но бабьему лету прогноз не помеха.

Рябины, тряся багряными перстнями,

как будто заходятся в приступе смеха.

А божья коровка в последнем полете

резвится – смешная, но знает едва ли,

как вы улыбнетесь и грустно вздохнете:

«С тоской предстоит еще много баталий…»

Краски осени все гуще,

рыжесть ярче и наглее,

с поводка октябрь спущен,

от свободы он шалеет.

Разгулялся не на шутку,

золотя дворы и скверы,

с солнцем дружит третьи сутки,

раздает тепло сверх меры.

Кутюрье – одел весь город,

козыряя разноцветьем.

В глубине его декора

Осень

празднует

бессмертье.

Осень. Скука вызрела

до тупого выстрела.

От любви до глупости маленький шажок.

Прошлое за шторами,

за семью запорами

наше настоящее с будущим, дружок.

Страхи одиночества,

вестники пророчества:

прав, мы очень разные – холодно вдвоем.

Нежности чураемся

и в душевном хаосе

утопаем заживо со своим враньем.

Было – то, что не было.

На земле ли, в небе ли

грешных мыслей заводи обмелели вдруг.

Больше нет доверия —

сказка с явью сверена.

И глуха отныне я, ты же – близорук.

Слов услышать искренних

или вспыхнуть искрою

суждено когда-нибудь, только не с тобой.

Я прощу заранее

«наши не свидания,

наши не гуляния нашей не весной» (с).

Осень. Скука бесится,

вместе с первым месяцем

грустного периода на календарях.

Знаю, делать нечего.

Значит, этим вечером

карты брошу заново, на свой риск и страх.

А за окном зовут в тоску

осенний сад с дождем на пару.

Эй, музыкант, возьми гитару —

избавь природу от хандры.

Мне лик ее, кофейно-рыж,

не режет глаз, не утомляет.

Ведь то, что осенью линяет,

весной подарит новизну.

Совсем не балуют сосну,

хотя старушке не впервые,

четыре белки озорные.

Трудяга-дятел запропал

и позабыл про ритуал…

Не радует своим визитом

ее никто – грустит без свиты,

качает мокрый сарафан,

и приручает ураган,

и учит гордости березу.

У той в серьгах мерцают слезы,

макушкой бьет земле поклон.

Дождь продолжает марафон…

Атака точечных ударов…

Эй, музыкант, возьми гитару —

избавь природу от хандры.