Горячая любовь снеговика
Шрифт:
Я вскочила на ноги. Надо поехать в ресторан и поговорить с руководителем джаз-банда. «Очаровательный» напев вряд ли часто просят исполнять, скорей всего музыканты смогут описать внешность дамочки, заказавшей «подарочек».
И я ринулась в прихожую. Но на бегу остановилась, сказав себе: «Спокойно, Вилка, не стоит кидаться вперед сломя голову. Сейчас утро, оркестранты наверняка отсыпаются, раньше восьми вечера они на работе не покажутся». Значит, мне нужно ехать в Подмосковье и еще раз поговорить с Ниной Таракановой, которая беззастенчиво наврала наивной писательнице с три короба.
И тут позвонил Плотников.
– Уже получил сведения из Насети? – обрадовалась я.
– Угу, – как-то странно ответил Роман.
– Говори, – занервничала я.
– Ерунда
– Так… – протянула я. – И что дальше?
– Таракановы не отличались примерным поведением, пили горькую, жили в собственной избушке на краю Насети. Они потомственные алкоголики, родители брата и сестры зашибали, дети пошли по их стопам. Светлана Иванова имела те же привычки. Виола родилась совсем больной, всю беременность будущая мамахен бухала по-черному. Странно, что девочка дожила почти до двух лет. Ее никто не лечил, и Виола Тараканова умерла.
Я вздрогнула. Очень неприятно слышать подобное известие, мне всегда казалось, что тезки вроде как родственники.
– Дальше больше, – продолжал Плотников. – Родственники сочли поминки достойным предлогом для очередной попойки – и нажрались в дым. Что там у них случилось, никто не знает, вспыхнул пожар, в огне погибли Олег, Нина и Светлана. Хоронили их за госсчет в общей могиле, о чем есть запись в соответствующей книге. Но я сделал запрос по семье Таракановых и выяснил, что через два месяца после гибели все четверо приехали в городок Канск и жили там год. Затем перебрались в Михайлово, сменили еще несколько мест жительства, а потом Нина приобрела дом в подмосковном Клязине, Олегу же от работы дали комнату в столичной коммуналке, куда он въехал с Виолой и Светланой.
– Здорово, – только и смогла сказать я.
До Клязина я докатила быстро, вошла в магазин и увидела за прилавком Анжелу.
– Ой, здрассти, хорошо, что вы зашли! – Девушка приветствовала меня, как старую знакомую.
– Где ваша заведующая? – забыв поздороваться, спросила я.
– Тетя Нина? – задала глупый вопрос продавщица.
– Да, – стараясь быть приветливой, подтвердила я.
– Заболела. Сердце у ней схватило, с утра не пришла, – зачастила Анжела, – в одиннадцать позвонила, велела детские новогодние подарки в витрину выставить и…
– Где она живет? – гаркнула я.
– Тетя Нина?
– Да!
– По улочке вниз, последний дом. Избушка зеленая, ставни красные, веранда кирпичная пристроена, – объяснила Анжела. – Только ее там нет.
– Куда же она подевалась?
– На автобусе в райцентр в поликлинику поспешила, решила кардиограмму сделать – вдруг инфаркт. Раньше восьми вечера назад не приедет.
– Кардиограмма не долгая процедура, – сказала я.
– Верно. Но автобус, если не сломается, только в двадцать ноль-ноль в Клязино прибудет, – объяснила Анжела, – других рейсов нет.
– Может, на попутку сядет?
– Кто? Тетя Нина?
– Да.
– Ой, что вы! Она никогда к постороннему в машину не полезет. Да и к своим тоже. Одалживаться не любит, – засмеялась Анжела, – прямо пунктик у нее – ни у кого ничего не просит, гордая слишком!
Глава 20
Я вышла на улицу и, ежась от промозглой сырости, пошла по узкой тропинке в глубь деревеньки. Клязино близко от Москвы, но в столице зима больше похожа на осень, воздух холодный, а под ногами чавкает грязь, снега совсем нет. В деревне же высятся сугробы, но почему-то сыро и пахнет дымом, который стелется из труб домов. До избы Нины я добралась быстро, все Клязино можно неспешным шагом обойти за пятнадцать минут. В отличие от остальных домиков, не особо больших и аккуратных, обитель хозяйки магазина смотрелась настоящим дворцом. Наружные стены явно покрасили перед наступлением холодов, в новой кирпичной пристройке сверкали современные стеклопакеты, а входная дверь оказалась железной. На ее ручке висела записка: «Уехала в больницу. Молоко примет Анжела».
Я посмотрела на створку, вынула из сумочки пилку для ногтей и засунула ее острый конец в замочную скважину… Маленький совет: когда покупаете стальную дверь за бешеные деньги, помните, что в нее надо врезать хороший замок. Какой смысл тратиться на железо, если в нем запор, который с легкостью откроет слабая женщина?
Хорошо смазанные петли без скрипа повернулись, я юркнула внутрь и быстро заперлась изнутри. Конечно, то, что я сейчас совершила, никак нельзя назвать законным. Меня извиняет лишь одно обстоятельство: я не имею, как пишут в протоколах, «преступных намерений», моя цель – найти какие-нибудь документы и фотографии, одним словном, нечто, рассказывающее о прошлом Нины. Нужна хоть какая-нибудь зацепка, опираясь на которую, я сумею прижать врунью к стене и заставлю ее честно ответить на вопрос: кто она такая и откуда взялась ее племянница.
Я начала осматриваться.
Нина Тараканова легко могла получить звание самой аккуратной хозяйки года. Полы блестели, в серванте не было ни пылинки, предусмотрительно задернутые перед уходом из дома занавески пахли свежестью. В гостиной на столе стояла ваза с еловыми ветвями, украшенными шариками и мишурой, а на диване лежали вышитые подушечки. Там же обнаружилась симпатичная корзинка с рукоделием, сверху лежали пяльцы.
Я открыла платяной шкаф и сразу ощутила аромат лаванды – Нина не хотела, чтобы в вещах завелась моль, поэтому купила специальный отпугивающий насекомых ароматизатор. На полке, где стопками лежало простое, но новое и вполне симпатичное белье, стояли две жестяные коробки – одна из-под печенья, другая ранее служила конфетницей. Я открыла первую и обнаружила там книжки на оплату за газ, электричество и коммунальные услуги. Нина была предельно аккуратна со счетами, у нее не было долгов, первого числа каждого месяца женщина исправно ходила в сберкассу. Здесь же нашлись и квитанции на подписку: на журналы «Друг» и «Гео», газеты Нина не получала. Во второй коробке хранились деньги, очевидно, предназначенные на хозяйство, сверху лежал листок бумаги, на котором неровным почерком было написано: «Купить лампочки».
Закрыв «сейф», я пошла в спальню. Около просторной кровати стояла тумбочка, на стене висел дорогой телевизор с плоским экраном, под ним старый комод. Я выдвинула верхний ящик: там были спрятаны документы на дом и стопки расчетных книжек за прошлые годы, все листы в них были заполнены. Нина никогда не пропускала платеж за жилье!
Через час тщательного обыска я сделала несколько выводов. В отличие от большинства деревенских домов, здесь на стенах не висели фотографии родственников и на комоде не было рамок со снимками. В избе не нашлось и семейных альбомов. Вообще ни одной фотокарточки! Судя по квитанциям, Нина впервые начала оплачивать жилье чуть более двадцати лет назад, она вовсе не жила в Клязине с детства. Если учесть, сколько лет было погибшей Оле и вспомнить рассказ Анжелы о том, что они с одноклассницей познакомились накануне первого похода в школу, то становится понятно: никакая мамаша-разгильдяйка не привозила сюда едва научившуюся говорить крошку. Нина купила дом в Клязино, обустроила его, и уж потом появилась Оля. И именно в тот год человек по фамилии Тараканов попал на зону.
Я села в кресло и призадумалась.
Может, дело обстояло так? Тараканов известил Нину об аресте, и та забрала к себе девочку. Привезла в деревню, где Оля жила, пока ее отец сидел за решеткой, затем Олег Ефремович вышел и сам стал воспитывать ребенка. Наверное, малышка не знала, что папа мотал срок на зоне, и Оля до конца своих дней пребывала в уверенности, что отец служил далеко на Севере, зарабатывал деньги на квартиру. Дети, как правило, верят родителям на слово, никаких документов, подтверждающих их рассказы, от отца с матерью не требуют. Олег Ефремович один раз соврал про полковничьи погоны, а у Оли не возникло в этом никаких сомнений. В любой семье есть тайны, которые уходят в могилу вместе со старшим поколением.