Горячая штучка

Эштон Джана

Дженнингс переворачивается на спину и укладывает меня сверху, все еще находясь внутри меня.

— Не могу пошевелиться, — распластавшись на нем, произношу я.

Дженнингс кладет руку на мой затылок и перекатывает меня на спину, после чего отстраняется и встает. Я недовольно ворчу.

— Не двигайся, — говорит он.

Я хлопаю по матрасу.

— Я же сказала, что недееспособна, ты, секс-маньяк. Наверное, я никогда не приду в себя. Возможно, завтра меня уволят, потому что я не смогу ходить. Когда мы будем проезжать мимо достопримечательностей,

я буду показывать на них и говорить: «Извините, ребята, мы не можем выйти из автобуса, потому что после вчерашнего секса я не в состоянии».

— Тебя не уволят, — кричит он по дороге в ванную. Очуметь, какая у него задница. И как это ускользнуло от моего внимания?

— Ты не можешь знать наверняка. Я вполне могу облажаться, — ты даже не представляешь, насколько я права.

— Я замолвлю за тебя словечко, — раздается голос из душа. Дверь в ванную комнату приоткрыта, но с кровати мне Дженнингса не видно.

— И как же? Это ты меня отвлекаешь от работы. Не думаю, что у тебя есть право голоса, — господи, мужчины. Думают, будто могут решить все.

Дженнингс выключает воду и выходит из ванной. Спереди он тоже ничего. У меня перехватывает дыхание всего лишь от его вида. Он такой мужчина. Высокий, статный. С рельефными мышцами, крепкой челюстью и вздутыми венами. Те, что на внешней стороне рук, вызывают во мне желание. Они просто совершенство. А та большая вена по всей длине члена? Я ее фанатка. Безумная фанатка.

Дженнингс подходит ближе к кровати, и я замечаю в его руке полотенце для лица. Подождите. Он что?..

Да.

— Боже мой, — я закрываю лицо рукой и пытаюсь свести колени вмести, когда он опускает полотенце между ног. Мне тепло, мокро и о-о-очень неловко. Дженнингс, кажется, не испытывает никаких проблем с тем, чтобы обтереть меня и раздвинуть мне ноги свободной рукой.

— Ты сказала, что слишком устала, чтобы вставать.

— Это так неприлично.

— Неприлично? — в его голосе слышен смех. — Ты кончила мне на руку — вот что неприлично. Лежать на кровати задницей кверху — неприлично тоже. Трахать тебя так, что ты теперь не можешь ходить, — неприлично. А это не неприлично. Это я отдаю дань.

Я смотрю на него сквозь пальцы.

— Дань? Серьезно?

Дженнингс проводит полотенцем по внутренней стороне одного бедра, а затем переходит на другое. Кожу покалывает в местах его прикосновений. Наконец он вытирает мне промежность и завершает свое дело. Я снова возбуждена и немного смущена. Самое большое, что для меня делали прежде, — это просто вручали бумажное полотенце.

— Своего рода религиозный обряд, милая.

— С моей вагиной?

— Я очень ценю и уважаю ее, — невозмутимо отвечает Дженнингс.

Я издаю стон, а он смеется.

Этот парень огромная проблема.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Следующие

два дня пролетают как один миг. Я парю на крыльях, потому что у меня было самое лучшее свидание и секс. Я счастлива и уверена в себе, на моем лице сияет улыбка, а в разбитом сердце поселилась надежда.

Мне удается справляться с работой и заниматься сексом с Дженнингсом. Наверное, стоит добавить в свое резюме, что я способна выполнять несколько задач одновременно.

В Вильямсбурге, пока группа с интересом наблюдает за тем, как кузнец кует из железа инструменты, Дженнингс тянет меня за угол и целует так, что перехватывает дыхание.

В Джеймстауне, пока группа проводит время на экскурсии по трем кораблям, которые доставили первых английских переселенцев в Вирджинию в 1907 году, Дженнингс тащит меня в укромный уголок позади билетной кассы, засовывает руку мне под юбку и доводит до оргазма, а другой вовремя успевает зажать мне рот, чтобы я нас не выдала.

В Ричмонде — ох, Ричмонд… Мы останавливаемся в Ричмонде, чтобы посетить церковь Святого Джона, место, с которого началась Американская революция после того, как Патрик Генри произнес знаменитую речь: «Дайте мне свободу или дайте мне умереть». Пока группа наслаждается экскурсией по церкви и присаживается на скамьи, на которых, возможно, сидели Джордж Вашингтон и Томас Джефферсон, мы с Дженнингсом занимаемся сексом в туалете.

Не думаю, что когда-нибудь смогу вспоминать о Ричмонде, не покраснев.

По дороге в Геттисберг мы проезжаем мимо национального парка Шенандоа и Голубого хребта. Виды просто потрясающие, так же как и время, которое мы проводим с Дженнингсом, болтая обо всем и ни о чем.

На одной из остановок нам попадаются игровые автоматы, и я уделываю его в скибол. На другой он ведет меня ужинать в блинную. Я издаю довольные стоны, поедая блинчики, отчего у него темнеют глаза, а я пытаюсь не рассмеяться с набитым ртом.

Мы рассказываем друг другу о своем детстве, и я внимательно слежу за тем, что говорю, чтобы не упомянуть Дейзи. Я задаю Дженнингсу вопросы о его жизни в Лондоне и заставляю снова и снова произносить слова, которые звучат особенно привлекательно с акцентом.

Он спрашивает о моих жизненных целях. Я никогда не общалась с мужчиной, которому были бы настолько интересны мои планы на будущее. Дженнингс даже предложил просмотреть мое резюме — он упомянул, что занимается вопросами кадров для компании, и может дать мне по нему полезные рекомендации. Только он назвал его «послужной список», и до меня не сразу дошло, о чем он говорит, хотя я и поняла, что это никак не связано с сексом.

Естественно, я отказалась. Даже если бы и смогла быстро поменять свое имя на Дейзи, мне пришлось бы добавить строку о работе в «Саттон Трэвел», а я избегаю прямых ответов на вопросы о том, сколько времени работаю гидом.