Горячая точка
Шрифт:
Командующий был занят, поэтому информацию о нападении доложил генерал-майору Суконному и своё решение по ней. Генерал одобрил и в свою очередь «обрадовал».
– Ну, что завтра принимай гостей. Я, Буйнов и ещё пару офицеров подъедем, для оказания вам помощи. Так что готовься…
Я с «радостью» в голосе выразил благодарность, но сам чертыхнулся, когда положил трубку на стол. Только их тут не хватало. Немного подумал и, зная Суконного, решил продублировать информацию о возможности нападения полковнику Кутепову заместителю Командующего и не ошибся.
Кутепов, как всегда внимательно выслушал, и похвалил.
– Молодец, правильное решение. Давай устанавливай взаимодействие с Бондаренко, а я со своей стороны сейчас сам ещё ему позвоню и настрополю. Командир батальона мужик нормальный, всё поймёт правильно и местничества с его стороны, типа – это у них там происходит и меня это не касается – не будет.
– Товарищ полковник,
– Да…, Суконный и группа офицеров выезжают к вам. Они будут независимо от вас действовать, потому что нам нужно больше информации. Ты не обижайся, но сейчас от вас мало информации поступает: ты сидишь на базе, а Дорофеев у Джихаскари. Поэтому действиями группы Суконного мы несколько восполним вакуум информированности.
Последующие полчаса у меня ушло на согласование действий резервных групп нашего батальона, так и батальона майора Бондаренко. После чего я удовлетворённо откинулся на спинку стула – Ну, вроде бы сделано всё… пусть только сунутся…
Вроде бы только перевёл дух, как новое сообщение, но уже от полковника Дорофеева, вызвало у меня большое недоумение и ввергло в новый этап размышления – Чтобы бы это значило?
….. Террористы внезапно потребовали к себе в дом телевизионного оператора с аппаратурой. Вокруг дома царит суматоха, а из соседних домов к террористам местные жители тащат столы, стулья и обильную закуску. Вот что это могло значит? Я ломал голову, пытаясь найти разгадку, наверно также ломал голову Дорофеев, там у кладбища. ООНовцы, грузинские силовики, но логического объяснения никто не мог придумать.
Машинально включил телевизор и пока телевизор нагревался, бросил взгляд на часы – через несколько минут должна начаться трансляция финального матча по хоккею между чешской командой и нашей с Олимпийских Игр из Нагано. Появилась первая телевизионная картинка местного телеканала и сразу же стала ясна причина суматохи вокруг дома террористов в Джихаскари.
Экран телевизора показал удивительную картинку: большая комната, большой и богато накрытый стол, за которым по-хозяйски расселись террористы. Скромно сидящий с краю стола хозяин дома, трое заложников и во главе стола главарь террористов Гоча Эссегуа, а рядом с ним четвёртый заложник, чех Ярослав Кулишик и все с готовностью уставились в объектив телекамеры. Беспрерывно за кадром тараторил тележурналист, а объектив телекамеры поехал несколько в сторону и показал работающий телевизор.
– Сегодня же финальный матч по хоккею между Чехией и Россией. Вот и решили террористы устроить этот дешёвый спектакль.... Типа, вот мы какие смелые и храбрые – нас окружили, а хоккей смотрим… И не просто смотрим, а с уважением к Чеху, к заложникам, устроили и для них просмотр….
Давно заметил тягу большинства грузин к дешёвым понтам, поэтому ядовито перекривился, ухмыльнулся и с удовольствием посмотрел последующим за этим сюжетом финальный матч. Искренне болел и переживал все сложные моменты матча. Иной раз вклинивалась картинка из дома с террористами и я, пока всех показывали общим планом, лихорадочно пересчитывал бандюг. И получалось, что на охране дома стояло один, два террориста и вот сейчас всех их можно было разом брать. Но никто не собирался бесшумно снимать часовых и одним ударом, с минимумом риска взять всех кучей. Террористы спокойно веселились и с удовольствием болели, как это не странно за российскую команду и огорчались, когда нам забивали шайбу. Немного оживились и заложники, с удовольствием поглощая пищу и запивая её вином, но они со сдерживаемым азартом болели за чешскую команду. К сожалению – мы проиграли. Чехи оказались сильнее и после окончания финального матча главарь террористов поднялся с бокалом вина и поздравил с победой рядом сидевшего чеха, после чего выпил с заложником вино, а дальше к чеху потянулись с вином остальные бандюги, чокались с ним, с другими заложниками и снова садились за стол. Даже на экране телевизора было видно, что они крепко поддатые и вели себя довольно беспечно.
На моё мнение их можно было смело брать.
Но ночь прошла спокойно и никто не дал команду «обученному и опытному» грузинскому спецназу на проведение финальной части операции по освобождению. Да и день тоже прошёл спокойно. Приехал генерал Суконный. С ним, конечно, Володя Буйнов, неизменный «адъютант» генерала и ещё пару офицеров. Расположились в нашем штабе, в комнате для гостей, побросали свои вещи и убыли в городскую полицию. Там им полковник Мания выделил отдельный кабинет и мы перегнали к ним от нас радийку для связи с Командующим напрямую, минуя наш узел связи. А уже вечером поступило из Джихаскари первое обнадёживающее сообщение – террористы освободили первого заложника уругвайца, капитана Хулио Набак. Ну, что ж – процесс пошёл… Правда, грузины не озвучили Дорофееву на каких условиях он был освобождён.
Радовался я не долго, так как из городской полиции сообщили об обстреле группы грузинских полицейских в районе нашего 301 блок-поста неизвестными из автомата с насадкой для бесшумной стрельбы. Полицейские не пострадали, а я в течение последующих двух часов разбирался с этой стрельбой.
Ночь прошла спокойно и сегодня 23 февраля – наш, Военный праздник. И моё праздничное настроение даже не поколебало сообщение о минировании центральной школы Зугдиди. Тетенов быстро собрал группу разминирования, забрал свою сапёрную собаку и умчался в школу, а через полтора часа сообщил о ложном минировании.
Целый день я сидел у себя в кабинете у радиостанций и ждал каких-нибудь сообщений и грустил, вспоминая каждый праздник 23 февраля – как праздновал, как веселились. Наиболее яркие воспоминания были связаны с 23 февраля 1978 года, когда проходил службу командиром второго огневого взвода гаубичной батарее в Германии и мы праздник встречали на полевом выходе на полигоне Ютербог. На краю лагеря была расставлена большая палатка, накануне скинулись деньгами и к вечеру в палатке был накрыт богатый стол с обильной выпивкой. Много было тостом, песен под гитару. Смеха… Чего-то не поделив, сцепились между собой командир третьей батареи капитан Евминов и его командир взвода Боря Мусин, о голову которого комбат вдребезги разбил гитару и мы со смехом и шутками сначала растащили их в стороны и потом долго мирили, пока они не упали мертвецки пьяными, а утром не могли ничего вспомнить. Осталось даже несколько хороших, качественных фоток той офицерской пирушки. Вспомнился и 23 февраля 1988 года. Я уже был начальником разведки одного из учебных центров на Кубе. Вытащили столы на улицу перед домом, женщины быстро накрыли их заранее приготовленными и закупленными закусками. Вместе с семьями, с детьми, всем составом учебного центра дружно расселись. В нашем учебном центре тогда служил прапорщик, командиром взвода обеспечения и он был единственным среди нас, который повоевал в Афганистане командиром взвода. Правда, я не знал каким взводом он там командовал, то ли хозяйственным, как у нас, то ли строевым? Ходил ли он в рейды или отсиживался в базовом лагере? Не знаю. Хотя если судить по его внешности и как он здесь зарекомендовал себя – то вряд ли… Обычный тыловой прапорщик. Поговаривали, что он даже награждён орденом «Красной Звезды», но так ли это точно никто тоже не знал. Но всё-таки он служил два года в Афгане, что-то там видел, что-то пережил и наверно имел определённый боевой опыт, но справедливости ради надо сказать – никогда не кичился этим. А мы не были там и ничего не имели. Поэтому он заслужено воспринимал многие тосты, поздравления, обращённые к нему как к единственному среди нас боевому военнослужащему. По жизни у меня было и есть много принципов, которых я твёрдо придерживался, и один из них – «Сам не напрашивайся, но если посылают – езжай». Когда начинался Афган, я ещё служил в Германии. Срочно начали формировать сводные подразделения для посылки в их в Афганистан. Стали выдёргивать офицеров и прапорщиков, среди которых было много моих товарищей и сослуживцев. Ждал вызова и я, но сия чаша миновала меня. Почему не предложили мне ехать – не знаю? Я ведь был хорошим командиром взвода и пользовался авторитетом не только среди сослуживцев, но и у командования части. В Союзе, когда служил в Свердловске, несколько раз был в шаге от того, что меня вот-вот пошлют, но не суждено было. Всегда в последний момент что-то у командования не складывалось, или ещё что-то мешало им принять решение и мне отказывали, или посылали другого. Я же по своему активному характеру, воспитанный на советских книгах и фильмах о войне, довольно близко принимал к сердцу этот пробел в своей военной биографии…
Поэтому сидел за столом напротив прапорщика, смотрел на него и думал: – А как я себя поведу в боевой обстановке? Сумею ли чётко оценивать обстановку и быстро принять правильное решение? Как буду командовать солдатами? И пойдут ли бойцы за мной?
Кто бы мне тогда сказал, типа такие слова: – Боря, да чего ты тут переживаешь? Пройдёт всего три года и развалится Советский Союз… По территории бывшей страны прокатится волна войн… А ещё через три года, именно 23 февраля ты, Боря, примешь бой во главе своей противотанковой батареи… Примешь бой с танками противника и выиграешь его. И примешь его ни где-то на территории иностранного государства, а в России.
Да…, если бы кто-то мне сказал об этом…. Да, я рассмеялся бы тому человеку в лицо. Вспоминал и 23 февраля 95 года, как в тот день вступил в бой с танковой колонной и чем он для меня закончился. Бой–то я тогда выиграл вчистую – уничтожил два танка, БМП и двенадцать человек, только вот последствия выигранного боя были для меня плачевными. Немножко выпил, вспоминая, как на следующий день меня расстреливали, там же на месте боя, как потом пережил три покушения. Погрустил, потом бесшабашно махнул рукой: – А, ладно… Это было три года назад и всё в конце концов закончилось благополучно. С праздником Мужики….