Горячая точка
Шрифт:
— Да, он нас встретил у оцепления и в общих чертах доложил о проведенных мероприятиях, — Ледянский потеснился, пропуская остальных и представляя их по ходу дела. — Знакомьтесь, пожалуйста. Генерал Четвертаков, заместитель командующего внутренними войсками. — Сухощавый, выбритый до синевы мужчина лет сорока кивнул. Был он слегка бледен, строен и напоминал карточного шулера высшего класса. — Генерал Трошин, Генеральная прокуратура. — Серый, ничем не выделяющийся человек средних лет. Разве что лицо изрезано морщинами куда сильнее, чем обычно у людей его возраста. Они казались не естественным отпечатком лет, а результатом работы искусного резчика. —
15.42. Смотровая площадка
Капитан вытряхнул из пластикового пузырька две таблетки, закинул их в рот и принялся ожесточенно жевать. Он не признавал фармакологию — разумеется, речь не шла о боевых ситуациях, когда укол стимулятора или противошокового мог спасти жизнь раненому, — никогда не пил таблеток, микстур и прочей дряни. Но вот поймали его. Скрутили по рукам и ногам. Таблетки — не что иное, как здоровенный безболезненный капкан. Если человек начинает их принимать — он готов. Организм пропитывается химией до самых костей. Здоровые, сильные люди превращаются в «овощей», живущих лекарствами и ради лекарств. Все остальное им только кажется,.
Зачем же он сам лезет в ловушку? «Раньше, всего только пару месяцев назад, капитан не принимал эту отраву, несмотря на уверения доктора: «Вам поможет!» И лишь когда головные боли стали слишком частыми и сильными, он первый раз проглотил таблетку. Не ради спасения — спасти его не смог бы уже никто, — ему было важно успеть завершить начатое. И ведь действительно помогало. Не врал докторишка. Боль стала появляться реже, хотя никогда не исчезала совсем. Капитан с ней свыкся. В навалившемся вселенском одиночестве боль осталась его единственной подругой, хотя временами он уже не мог понять, физическая она или «фантомная». Возможно, болела его ампутированная душа? Однако сейчас боль надо было гнать взашей.
Он еще ожесточеннее заработал челюстями. Зубы с хрустом перемалывали облатки, а капитан сидел и слушал этот отдающийся в затылок хруст.
Стук в дверь. Нерешительно-тихий, словно стучавший не хотел, чтобы его услышали.
— Входите! — гаркнул капитан, чувствуя на языке мерзкое таблеточное крошево.
Дверь приоткрылась, и в комнатку заглянул Март. Остановился у двери.
— Почему самовольно оставили пост? — жестко спросил капитан.
— Товарищ капитан, только что один из чужаков... тех, что охраняют заложников, прошел в туалет. Товарищ капитан, он — наркоман. Я такое уже видел. В учебке.
— Почему самовольно оставили пост? — повторил тяжело капитан.
— Я решил доложить... — слегка растерялся солдат. — Похоже, он там делает себе укол. Как бы потом не натворил чего.
— Черт побери, рядовой, я уже в третий раз задаю вам один и тот же вопрос! Почему самовольно покинули пост?
Тот вытянулся.
— Ввиду отсутствия прямого командира счел необходимым доложить лично.
— Идите, рядовой.
— Так точно, — Март козырнул и вышел из комнатки.
Капитан вздохнул. Он никогда не слыл в отряде «сапогом», болванчиком, бездумным приверженцем устава. Но сейчас, покинув пост, этот мальчик поставил под угрозу срыва всю операцию. Маловероятно, конечно, чтобы штурмовая команда нагрянула именно в эту секунду и именно с его стороны, но ведь из случайностей и складываются закономерности.
Капитан сунул флакончик с таблетками в карман и поднялся. Значит, среди них наркоман? Плохо. Наркоманы — люди практически непредсказуемые и плохо управляемые. От них можно ждать чего угодно. Тем более что это человек чужой, и капитан, в сущности, ничего о нем не знает. Вообще ничего.
Он вышел из комнатки и направился к туалету. Март и Гусь наблюдали за командиром краем глаза.
На ходу капитан поинтересовался:
— Он еще там?
— Так точно, — ответил Март без тени обиды.
Стало быть, понял, дошло до него. Капитан подергал ручку — заперто, затем что было сил грохнул кулаком по двери. Еще раз. Второй часовой выглянул из-за поворота, посмотрел с любопытством. Капитан, не оборачиваясь, приказал:
— Вызовите Первого. Быстро!
Тот поднял рацию, забормотал торопливо:
— Первый! Острову срочно требуется помощь на седьмом уровне.
Капитан еще раз опустил кулак на стальную крашеную плиту. По этажу прокатился вибрирующий гул.
— Ну че ломишься? — донесся из туалета визгливый голос. — Обоср...ся, что ли?
Капитан сразу понял, что Март был прав. Голос чужака расплывался, как масло по раскаленной сковороде.
— Тварь, — зло бормотнул капитан. — Сволочь, выродок. — И рявкнул: — Открывай, быстро!
— Пошел на х... — ответили из-за двери.
Створки лифта раскатились, и из кабинки, на ходу сдирая маску, выбежал сержант. Надо отдать ему должное, в ситуацию он вник быстро.
— Открывай, скотина! — заорал на всю башню,— Если мне придется выломать дверь, я тебя задушу собственными руками!
На стоянке, в фургончике, дежурный акустик повернулся и сказал тихо:
— Там что-то происходит.
Олег Юрьевич схватил дублирующие наушники.
...На площадке повисло напряженное молчание. В тишине было слышно, как за дверью прошаркали шаги. Щелкнул замок. Створка медленно, со скрипом начала открываться. Сержант поднял автомат, передернул затвор. В дверях стоял Гера. И улыбался глупо. Глаза его постоянно двигались, и их движение порождало движение всей головы. Глаза влево — через полсекунды и голова начинает поворачиваться в ту же сторону. Взгляд вправо — голова следом.
— Ну вы; пацаны, и шумите... — промямлил Гера и хихикнул: — Я же чуть в штаны не наклал, так торопился. Заходите, кто там следующий.
Он было шагнул в сторону, пропуская следующего «посетителя», но капитан, крепко ухватив его за шиворот, швырнул на стену.
— Шприц! — гаркнул он. — Шприц и наркотики сюда, быстро!
— Да ты че, старый, ох...л? Какой шприц?
Гера улыбнулся еще шире. Вот этого-то ему делать и не следовало. Лицо капитана внезапно перекосила ярость,. Почти не размахиваясь, он ударил Геру под дых. Тот поперхнулся смешком и начал медленно складываться пополам. Лицо его побелело. А капитан уже бил, не останавливаясь, раз за разом, с придыханием, безжалостно, выплевывая на замахе: «Гад! Сволочь! Скотина! Выродок!» Гера вряд ли испытывал страх, да и боли почти не чувствовал, однако инстинкт самосохранения все-таки в нем теплился. Он попытался уползти, но, получив увесистый пинок, растянулся на полу. Перевернулся на спину, выставив на всеобщее обозрение разбитое, залитое кровью лицо, и потянул автомат.