Горячее сердце. Повести
Шрифт:
— Какой ты, оказывается... Кто тебе позволил?!
Она боялась, что вот-вот заплачет.
Сергей растерянно топтался, виновато прятал взгляд.
— Ты понимаешь... Прости... Я...
Вера повернулась и ушла, не попрощавшись.
«Какой он! Разве можно так?.. Но ведь иначе ему было нельзя! — путались в голове мысли. — Надо забыть это. Это просто так, чтобы спутать шпика». Но ей казалось, что Бородин это сделал не только для того, чтобы обмануть филера. Он говорил что-то ласковое. Да и взгляд у него был долгий, значительный.
В душе
«Было бы лучше, если бы я относилась к нему, как ко всем», — подумала она.
На квартире рабочего Путиловского завода надо было взять шрифт и перенести его в институт на хранение. В шкафу гистологического кабинета он сохранится надежнее. Повесив на шею под шубкой увесистые мешочки, Вера вышла на улицу. Рабочий, прощаясь, предупредил:
— Меня тут опять полюбил один, так что будьте осторожны.
На углу улицы она осмотрелась — никто за ней не следил — и, успокоенная, села в трамвай. Но недалеко от института, в сонном переулке, вдруг услышала поскрипывание снега и стук трости. Точно такое же легкое поскрипывание и стук были слышны, когда она шла до трамвайной остановки на Нарвской заставе. Вера почувствовала беспокойство. Нестерпимо захотелось оглянуться: кто идет за ней? Но она тем же размеренным шагом шла дальше. Если посмотреть, филер поймет, что она обнаружила слежку.
Надо выйти на людную улицу. Там легче будет скрыться, исчезнуть в толпе. Сворачивая на проспект, Вера оглянулась. Шел мужчина с борцовскими подкрученными усами, в коротком черном пальто и серой шапке. Тросточку он держал теперь под мышкой.
«Может быть, это не филер? Может быть, показалось?» Она прошла еще два квартала, повернула на Большой и склонилась у витрины магазина среди женщин, рассматривающих платья. Сомнений быть не могло: мужчина в коротком пальто шел следом.
«Никогда не надо ходить по одной дороге, заходить, не успев замести след, на квартиру; нужно чаще менять головные уборы», — вспомнила она наставления Николая Толмачева. Но все это не годилось сейчас. Дорога была новая. Вера даже мало звала эту улицу. Ее ободрила мысль: в доме Лены Кругловой есть проходной двор. Нужно попробовать избавиться там от шпика. Пошла быстрее. Занемела шея от висящих мешочков, но она боялась поправить их.
Вот и арка ворот. Дальше, у следующих ворот, стоит в белом фартуке дворник, а здесь нет никого. Это хорошо. Она свернула во двор и мимо засыпанных снегом мраморных плит пробежала к выходу. Шпик поймет в конце концов, что двор проходной, но задержится здесь. Она вышла на поперечную улицу, свернула в переулок и, снова выйдя на перекресток, дождалась в тени подъезда трамвая. Доехав до института, с облегчением поняла, что шпик где-то отстал.
Переночевав у курсисток из Вятки, на следующий вечер Вера пришла к Лене. Надо было выждать — пока не появляться дома.
— Я так замерзла, так проголодалась! — с наигранной веселостью сказала она, прикладывая малиновые озябшие руки к щекам.
Лена засуетилась. Вытащила из тумбочки подернутую черствинкой краюху хлеба, положила на блюдце слипшийся комочек дешевых конфет, принесла из кухни курящийся паром чайник. Она была рада приходу Веры. От ее голубых преданных глаз, как всегда, было спокойно и уютно.
Вера, обжигая о стакан пальцы, долго пила чай и говорила о том, как хорош сотовый мед, только что срезанный с рамки; почему ей, Лене, идут больше светлые платья, чем темные. Потом они вспоминали прогулку в Широкий лог, и Лена заявила, что, по ее мнению, Гриша все-таки влюблен в Веру. Вера сказала, что это вовсе не так, и они заспорили.
Лене нужно было идти в студенческую столовую, где она работала раздатчицей обедов, но Вера не проявляла никакого желания уходить от нее.
Лена встала, примерила новую Верину шубку; подойдя к узкому зеркальцу, переплела волосы; походила по комнате. Вера не хотела догадываться и сидела, проявляя жгучий интерес к учебникам подруги.
Наконец Лена не выдержала и надела пальто.
— Ты подожди. Я скоро.
Вера против обыкновения согласилась ждать, хотя, Лене казалось, она могла бы проводить ее до института.
Когда Лена вернулась, Вера спала в ее кровати, что-то бормоча и хмуря тонкие подвижные брови. Вере снилось, что она карабкается по бесконечно длинной пожарной лестнице. Внизу — кипящая черная пучина. Если пальцы не удержат, она ринется вниз, и тогда — гибель. Вялые, онемевшие руки не слушаются ее, а ноги никак не могут найти перекладину. Она висит над страшной чернотой.
Вера проснулась от глухого стона и села на постели.
— У тебя жар, Верочка? Ты простыла? Почему ты так стонешь? — беспокоилась Лена, приложив руку к ее лбу.
У нее был жалостливый голос. Она могла, наверное, сорваться с места и сейчас же побежать за доктором.
— Нет, не беспокойся, ложись, — стараясь улыбнуться как можно беззаботнее, сказала Вера. — Глупость какая-то приснилась.
Лена заглянула в ее лицо широко раскрытыми глазами:
— Страшно?
Вера придвинулась к стене, освобождая подруге место.
— Сон же. Спи... Тебе завтра рано вставать.
Утром она заявила Лене, что пойдет одна, так как очень спешит в институт. Вечером снова пришла ночевать, сказав, что ей вдруг взгрустнулось о доме и захотелось увидеть свою подружку — хранительницу тайн.
Разглаживая на ладони клеенчатый лист фикуса, Лена слушала рассказ Веры о том, как она любит ходить летом босиком и что это очень полезно с медицинской точки зрения. Недослушав, подняла обиженный взгляд.
— Нет, Вера, ты мне неправду говорила. У тебя что-то случилось.
Облив чаем учебник по агрохимии, Вера схватила тряпку.
— Что ты. Нет, нет. Я, серьезно, просто так пришла, — вытирая стол, сказала она.
Потом вдруг задумалась, заглядевшись в окно. Лена не сдавалась: