Горячее сердце
Шрифт:
Прохор Савватеевич… Прохор… Как он мог забыть о нем. От новой мысли музыка в душе заиграла, даже в боку чуточку отпустило.
— Простите, не знаю, как называть вас, — учтиво обратился к незнакомцу.
— Если желательно с именем-отчеством… Допустим, Иван Иванович. Устроит? Правды я вам все равно не скажу.
«Тебя бы в подвал политехникума, к молодчикам СД. Начнут суставы выламывать — не это скажешь». Глянул в глаза мнимого Ивана Ивановича и внутренне поежился: «Черта с два такой скажет».
— Иван Иванович, может,
— Пролетарская, четырнадцать. Жена — у тестя, домработница в деревню укатила…
— Вот видите. И засады нет. Не бойтесь.
— Бояться, конечно, не дело, а вот поостеречься в нашей работе всегда следует. — «Иван Иванович» задумался ненадолго, Кивнул Брандту. — Идемте. С утра ни крошки во рту. Накормите?
— Что за вопрос!
— Без крысиной отравы? — усмехнулся «Иван Иванович».
Приободрившийся Брандт тоже соизволил улыбнуться:
— Иван Иванович, я же не ребенок. Уверен, что вы не один. Помощники, надо полагать, каждый шаг фиксируют. А мне жить хочется.
— Разумное желание, Александр Львович. Не забудьте о нем в нашей дальнейшей беседе.
30
Дом старинный, на шесть комнат. Дверь Александр Львович отомкнул своим ключом. Входя в столовую, гость сразу приметил: стол накрыт уже, причем на две персоны. Брандт кожей учуял, как тот насторожился, но быстро нашелся:
— Жена к обеду ждала, а сама — к тестю.
— Может, не жена? Натальюшка? — подмигнул гость.
— Вот уж это вас не касается.
— Что верно, то верно, — спокойно согласился «Иван Иванович», оглядывая хоромы редактора. Увидев на журнальном столике газеты, подошел к нему. Комплект газеты «Новый путь» лежал аккуратной стопкой.
Брандт прислушивался — не раздастся ли звонок входной двери, и искоса поглядывал на грозного гостя. Будет листать газету или нет? Листает. Даже читать взялся.
«Иван Иванович» пробежался по какой-то заметке, осуждающе помотал головой, сказал с укором:
— О Михаиле Ивановиче такую срамотищу… На какой помойке откопали этот гнусный анекдот? Вроде бы вы культурный человек, Александр Львович, и на тебе… Как базарная торговка.
Срываясь на фальцет, Брандт стал доказывать, что русские журналистские кадры на немецких дорогах не валяются, приходится довольствоваться тем, что есть под рукой. И вообще, он не цербер. Если сотрудникам хочется лить помои на всесоюзного старосту, пускай льют. Иного они не умеют.
— На кого же рассчитана ваша газета, Александр Львович?
— На самый широкий круг читателей: рабочих, крестьян, интеллигенцию, — спесиво поднял Брандт подбородок.
— Че-пу-ха… Ее читают только искариоты из так называемой службы порядка. Да и то, когда сидят за амбаром на корточках.
Брандт, сжигая оскорбление, опрокинул две рюмки подряд, «Иван Иванович» заткнул пробку обратно в коньячное горлышко, убрал бутылку под стол.
— Больше не прикасайтесь. Без меня — хоть бочку.
Брандт хорохорился:
— Мне обещают месячную поездку по Германии. Я напишу цикл статей, которые никого не будут обливать грязью. Я расскажу о Германии, ее истории, культуре…
— О какой истории, Александр Львович? О том, как в тринадцатом веке Тевтонский орден крушил ребра балтийским племенам — пруссам и захватывал их земли? Как Прусское герцогство становилось юнкерским государством? Потом — фашистским? О культуре грабежей и насилий? Если об этом, то — благословляю.
Александр Львович падал духом и поглядывал под стол — на коньяк. «Иван Иванович» отвергающе мотал головой.
Брандт — не боевой офицер, а что не контрразведчик, то и говорить нечего. Но сообразил все же, что поспешная капитуляция, тем более согласие на сотрудничество с советской военной разведкой ничего, кроме настороженности, у профессионала не вызовет. Потому ничем не обнадежил «Ивана Ивановича». Ценной информацией он не располагает, и будут ли подходы к ней — увы! — не знает. И вообще, что потом? Допустим, союзная коалиция, как утверждает советская пропаганда, разгромит Германию, Брандту позволят вернуться в школу. Опять рядовым учителем? Да и веры нет, что теперешний грех забудут. Не-е-ет, надо подумать Брандту, крепко подумать. Если не хватит решимости, пусть «Иван Иванович» не обессудит. Брандт будет жить прежней жизнью. Об этой встрече, разумеется, он никому ни слова. Языки своим газетирам несколько прищемит, сам прекратит гастроли с чтением лекций…
— Кстати, о гастролях, — перебил его «Иван Иванович». — Вы дважды выезжали в Полоцк, раз в Богушевск…
— И это знаете?
— О вас мы много знаем и будем знать. Завяжите узелок на память. Лекции вы читали в разведшколах.
— Понятие не…
— Бросьте! Чьи это школы? Детища местного абвера или филиалы «Цеппелина», так называемые «унтерцеппелины»? — гость испытующе смотрел на Брандта. — Когда начали функционировать? Были ли забросы агентуры в наш тыл?
Брандт, косясь на гостя, пожал плечами:
— О лекциях меня просило руководство службы безопасности, но СД работает в тесном контакте с абвером. Возможно, что школы находятся в ведении последнего. Интеллект моих слушателей… — Брандт постучал костяшками кулака в доску стола: — Вот их интеллект. Не думаю, что предназначались для армейского тыла, скорей всего — для пакостей у партизан.
— Филиалы «Цеппелина» есть! — «Иван Иванович» покачал пальцем перед глазами Брандта. — Вы должны знать, где они.