Горячее сердце
Шрифт:
Когда подсчитали, какой ущерб государству наносится такой путаницей, то стало понятно — это не просто бесхозяйственность, это попытка подорвать экономику молодой страны, чтобы поставить ее на колени перед мировым капиталом.
На приисках усиленно распускались слухи, что Советская власть не в силах навести порядок, что золото-платиновую промышленность может спасти только сдача приисков в концессию или возвращение бывших владельцев. Иностранцы — это, мол, дисциплина, умение считать деньги, доход, выгода рабочим! И бывшие — такие же прекрасные специалисты. И при иностранцах, и при старых хозяевах все будут обеспечены продуктами, промтоварами, да еще какими — заграничными.
В инженерных кругах твердили,
Чекисты выяснили, что пять крупных специалистов по платине и золоту — пять бывших владельцев и управляющих приисками — после сдачи Ленских месторождений в концессию «Ленагольдфильдс» сразу же переехали на Урал. С их переездом пошли слухи о передаче уральских месторождений иностранцам.
Матсон выслушал доклад, одобрительно посмотрел на Ногина:
— Поработали твои ребята неплохо, специалистами по золоту и платине стали, — и посуровел, — но главное не сделано — не установили, кто всем руководит. На местах исполнители известны. Их арестуем — появятся другие, пока не доберемся до мозгового центра организации… — Матсон потер виски, видимо, начинала мучить мигрень, — Оскар Янович, помнится мне, что уже тянулись руки из-за рубежа к нашим уральским платиновым промыслам?
— Точно… Было такое. Мы нашли кое-какие материалы в архивах. Смотрели, не из тех ли годов тянется ниточка к нашему делу. — Ногин полистал в папке соединенные листы. — Ага, нашел… В 1922 году французская анонимная компания, переименованная в «Эндюстриель-дю-платина», предложила создать франко-русское смешанное общество. Но предложение было выгодно лишь для французов. Советская сторона отвергла просьбу о концессии. В правительстве обратили внимание на то, что в докладе видного ученого-геолога профессора Дюпарка, представлявшего интересы французов, содержались секретные факты и цифры, о которых могли знать только уральцы, работавшие в Уралплатине. Этими цифрами и фактами Дюпарк пытался доказать выгодность передачи наших приисков в концессию. Попросили екатеринбургских чекистов посмотреть: откуда эти сведения просочились за границу… Да вы прочитайте сами, Герман Петрович, — подал папку Ногин, — несколько страничек — и все вам будет ясно.
Матсон углубился в чтение.
Скупые строки постановлений, допросов рассказывали, как чекисты вышли в Екатеринбурге на директора французской миссии Красного Креста — Дюлонга.
Он давно вызывал подозрения. Вокруг него собирались бывшие владельцы приисков, просто любители легкой жизни, спекулянты, авантюристы, мошенники, бабники.
Среди этих прожигателей жизни оказались ярые антисоветчики.
Стали устанавливать личность Дюлонга… Среди тех, кто общался с Дюлонгом, оказался горный инженер Федоров… Потянули за эту ниточку… И выяснили, что Федоров и Дюлонг давние знакомцы. До первой мировой войны Дюлонг заведовал коммерческой частью во французской анонимной компании, владевшей частью уральских приисков.
А из Центра сообщили, что Жильбер Сютель Дюлонг — полковник французской разведки.
Красный Крест — прикрытие, Дюлонг занимается сбором сведений о постановке платинового дела на Урале, интересуется всеми слабостями и затруднениями.
Особенно заинтересовала чекистов связь Дюлонга с Орестом Флером, которую Дюлонг тщательно скрывал.
Флер — видный ученый, профессор Уральского государственного университета, одновременно заведовал геологоразведкой треста Уралплатина. Но самое главное — Флер оставался швейцарским подданным. Дюпарк был его учителем.
Матсон задержался на двух письмах.
Первое — письмо Дюлонга на имя директора компании «Эндюстриель-дю-платина» господина Брэна.
Матсон перевернул листок и прочитал дословный перевод:
«Флер был мне полезен и снабдил меня массой документов. Некоторые из них весьма секретны, что могло стоить ему жизни. Он может быть нам полезен и в будущем. Надеюсь, что Париж поблагодарит меня. По мнению Флера, лучше не писать ему непосредственно. Я знаю здесь одного человека, которому можно доверять вполне. Условимся: все письма, которые Вы будете помечать четным числом — для Флера, а нечетным — для меня».
Второе — письмо самого Флера. Оно было на имя профессора Дюпарка, который представлял французскую компанию, когда докладывал правительству, пользуясь секретными данными.
Флер писал:
«Многоуважаемый и дорогой Учитель! Если тем или иным образом я могу быть Вам полезен, я с удовольствием сделаю геологические изыскания для заинтересованных групп, которые Вы представляете. Я мог бы, если обстоятельства мне не помешают, приехать в Швейцарию за их счет, чтобы их осведомить и сговориться о способе действовать».
Когда чекисты получили ордера на аресты Дюлонга и Флера, Дюлонг исчез — опытный разведчик почувствовал опасность. А Флера судили за шпионаж. В папке лежало заключение комиссии экспертов, образованной в Москве с участием Губкина и ряда других виднейших специалистов. Комиссия установила, что сведения, доставлявшиеся Флером Дюпарку через Дюлонга, были совершенно секретного характера.
Матсон прочитал выписку из постановления екатеринбургского суда:
«Гражданина Ореста Яновича Флера подвергнуть высшей мере наказания, то есть — расстрелять. Но принимая во внимание, что в настоящее время власть рабочих и крестьян настолько крепка, что враги, как Флер, не страшны и не могут поколебать социалистического строя и хозяйства, суд в порядке статьи 28 УК РСФСР постановил: заменить Флеру Оресту Яновичу расстрел десятью годами заключения под стражей со строгой изоляцией и конфискацией всего имущества в пользу государства».
Матсон откинулся на стуле, пододвинул папку Ногину:
— Неправильно указано в постановлении суда, что такие враги, как Флер, нам не опасны. Любая утечка секретной информации об экономике нашего молодого государства обнажает слабые места, незалеченные раны, и капитал сосредоточивает свои удары на них! Бьет по всему неокрепшему и незалеченному, чтобы сбить страну с ног, поставить ее на колени. Нет, такие господа, как Флер, ой как опасны. Он же вооружил знаниями одну из самых враждебных нам группу капитализма — французскую. Вспомните, она вдохновляла Антанту, она боролась против признания Советской республики, она толкала на военные авантюры пограничные с нами государства, а сейчас стремится к ростовщическому закабалению Советской России. В тех разговорах, которые ведутся о сдаче уральских приисков в концессию, тоже чувствуется работа французов… Кстати, Оскар Янович, вы проверяли, нет ли в новом деле присутствия Дюлонга?
— Для того и поднимали архивы, Герман Петрович. Из дюлонговских знакомцев в нашу орбиту расследования попали двое. Это Флер. Он досрочно освобожден. Но ведет себя образцово. Напуган прошлым. Или действительно осознал свою вину. А второй — инженер Федоров. Сейчас он работает в Союззолоте, в Москве. Там в аппарате немало уральцев, в том числе бывших владельцев и управляющих приисков. Их придется проверить всех. Федоров же частенько наезжает в Свердловск, он занимается Уралплатиной. Встречается с техническим директором — Доменовым… Есть у меня одна задумка, Герман Петрович, устроить своего человека в трест Уралплатина. Надо, чтобы он вошел в доверие к Доменову. Через него проходят многие московские распоряжения. С москвичами он дружен. Что-то он мне подозрителен: бывший крупный горный специалист и даже владелец акций золото-платиновых компаний. Да и в гражданскую — пользовался доверием колчаковцев.