Горячее сердце
Шрифт:
«В июле 1918 г. я пришла в Казаринку для установления связи с большевистским подпольем и сразу была арестована. Меня посадили в одиночную камеру. Вскоре, среди ночи, пришли конвойные и вывели меня в дежурное помещение.
Я видела, как навстречу мне прошел в сопровождении конвойных Василий Макаров со связанными руками. Через некоторое время до меня донеслись звуки ударов,
На рассвете мимо дежурного помещения с тяжелым топотом прошло несколько человек. После этого меня сразу водворили в прежнюю одиночную камеру. Стены и пол ее были забрызганы кровью, а на нарах остались кровавые отпечатки пальцев.
Не успела я прийти в себя от первого потрясения, как в мою камеру ворвался Сергей Макаров и с ним двое солдат…
…Месяца за два до прихода белогвардейских войск я видела Сергея Макарова в Торске. Он был в офицерской шинели, но без погон…»
Макарова била дрожь. Усевшись на табурет, он съежился и, обняв себя за плечи, принялся поглаживать их ладонями.
— Вам что, нездоровится? — спросил, приглядываясь к нему, Белобородов.
— С утра что-то познабливает, — Макаров бросил тоскующий взгляд на пустой стакан из-под чая, который стоял на Краю стола. — То ли простыл, то ли просто похолодало — не могу понять…
За окном моросил дождь. Временами под порывами ветра дождевые капли с царапающим звуком бились в стекла. Белобородов снял телефонную трубку:
— Танюша, будь другом, кипяточку организуй! Да побольше.
Таня была секретарем-машинисткой отдела и «начальником по чайникам». В ее распоряжении находился примус, который почти непрерывно жужжал в маленькой комнатке напротив приемной. Когда бы кто ни попросил у Тани кипятку, чайник всегда был горячий. И когда успевала следить: как ни посмотришь — все за машинкой сидит постукивает.
— Заварки надо, Алексей Игнатьич?
— Заварка есть, спасибо, — Белобородов достал из левой тумбы стола маленький фарфоровый чайник и алюминиевую кружку. — Ну, а пока продолжим разговор, — сказал он Макарову. — Итак, демобилизовавшись в апреле восемнадцатого года, вы вернулись домой?
— Так точно.
Белобородов поднял на подследственного внимательный, острый взгляд:
— По дороге в Казаринку нигде не останавливались?
— Кажется, нет…
— Подумайте хорошенько.
Макаров свел брови к переносице, изобразив на лице напряжение мысли. После долгой паузы не слишком уверенно проговорил:
— Не припоминаю…
— Придется вам напомнить, — неодобрительно качнул головой Белобородов. — Следствию известно, что весной восемнадцатого года вы некоторое время проживали в Торске.
— Ах да, и верно! — виновато улыбнулся Макаров. — Видите ли, Казаринка — это почти Торск, вот я и не подумал о нем. Совершенно верно: в Торске я встретил на вокзале однокашника, мы вместе учились с торговой школе, и он тоже демобилизовался из армии. Ну, как водится, пошли расспросы, воспоминания о детстве…
— Назовите фамилию этого вашего однокашника.
—
Белобородов нахмурился, жестко глянул на Макарова исподлобья:
— Должен предупредить вас, что в распоряжении следствия имеются материалы суда над участниками контрреволюционного заговора в Торске. В частности, показания вашего однокашника Бутырина.
Ни один мускул не дрогнул на лице Макарова.
— Совершенно верно, — сказал он. — Фамилия моего однокашника Бутырин. Николай Константинович Бутырин. Теперь я вспомнил.
— Тот самый, который впоследствии служил вместе с вами в Казаринке командиром другого карательного взвода?
— Совершенно верно.
Большеглазая худенькая девушка в белой кофточке с кружевным воротничком и длинной черной юбке принесла медный закопченный чайник. Пока она ставила его на проволочную подставку возле стола, в кабинет вошел Леонид. Увидев его, Таня опустила глаза и как-то бочком вынырнула из кабинета, бесшумно притворив за собою дверь.
Плеснув из фарфорового чайника заварки, себе — в стакан, Макарову — в алюминиевую кружку, Белобородов долил кипятку и кивком разрешил Макарову взять свою порцию. Макаров отхлебывал понемногу, с видимым наслаждением, обняв кружку свободной ладонью, чтобы тепло не уходило зря.
— Сколько дней вы пробыли в Торске? — спросил Белобородов.
— Около двух недель.
— Где остановились?
— У Бутырина. Он был холост и предоставил мне в своем доме одну из комнат.
— Вы были дружны с Бутыриным, когда учились в торговой школе?
Макаров качнул головой:
— Нет, он принадлежал к другому кругу. Его отец был крупным торговцем. В то время Бутырин не приглашал меня ни к себе домой, ни в свою компанию.
— Что же сблизило вас теперь?
— Полагаю, что изменить ко мне отношение его заставил мой офицерский чин. Теперь он разговаривал со мной как с равным.
Звякнула ложечка о стекло — Белобородов отставил свой стакан.
— Расскажите все по порядку: какой характер носили ваши беседы с Бутыриным, с кем еще из бывших царских офицеров вы встречались у него на квартире?
Макаров кивнул в знак согласия и протянул Белобородову кружку:
— Если можно, — еще, пожалуйста…
Белобородов молча налил ему чаю и обернулся к Леониду:
— Попиши протокол, а мы так поговорим.
Леонид сходил к себе в кабинет за стулом и пристроился сбоку от Белобородова.
— Когда мы с Бутыриным оказались у него на квартире, — начал рассказывать Макаров, — он сразу повел разговор о готовящемся в Торске восстании и предложил мне принять в нем участие. Он сообщил также, что в Екатеринбурге идет подготовка к операции по освобождению царской семьи. Восстания в Торске и других городах Урала и Сибири были приурочены к моменту проведения этой операции и, в сущности, призваны были ознаменовать возрождение монархии в России. После недолгих размышлений я решил примкнуть к восстанию и сказал об этом Бутырину. В тот же вечер у него на квартире я встретился и с другими участниками заговора…