Горячее сердце
Шрифт:
— Но… — поперхнулся Козловский. — Это же секретные сведения, их никому нельзя… С меня взяли подписку…
— Никому! — согласно кивнул Макаров и властным шепотом отчеканил: — Только мне! Ты понял? — И снова перешел на дружеский тон: — Мне, Федя, это вот так нужно!
— Но, ради бога, зачем? — взмолился Козловский.
Макаров выжидательно смотрел на него и молчал.
— Я не могу… Так сразу…
— Посиди, подумай, а я пройдусь по бережку. Не то давай завтра опять встретимся.
— Только не завтра! Зина…
Козловский потому и смог отлучиться
— Тогда — к делу! — снова перешел на жесткий, повелительный тон Макаров. — Первое: участок намереваются пустить к маю. Блеф?
— Скорей всего, протянут до Октябрьских, — быстрым шепотом проговорил Козловский. — Масса ошибок, придется переделывать…
— Допустим, в ноябре эти штучки начнут выпускать. Пять тысяч в год… Многовато? Или вытянут? Ну, назови свою цифру!
— Как можно заранее знать! — всплеснул руками Козловский.
— Не крути, поди, уж и сам прикидывал! И не трусь, я ведь не записываю, так что улик против тебя не останется. Даже если мне, чего доброго, придет в голову донести на тебя в ГПУ, — Макаров тихо рассмеялся. — Глупо… Но ты сам вынуждаешь меня молоть этот вздор. Трясешься как лист осиновый Мы ж свои в доску!
— Ну хорошо, — с подавленным видом, однако решительно мотнул головой Козловский. — Предположительно — только предположительно! — могу сказать, что на том оборудовании, которым оснащается участок, пять тысяч никоим образом за год не сделать. Две-три… А скорей всего, и еще меньше.
— Сколько же?
— Полторы-две тысячи.
— Вот и все, дурачок! — опять, чему-то радуясь, тихо засмеялся Макаров и похлопал Козловского по плечу. — А теперь успокойся: возможно, что больше я тебя ни о чем таком просить не стану.
— Возможно?
— Так ведь в свое время я, поди, и без тебя буду знать, пущен участок или нет. И сколько он даст продукции — все цифрочки пойдут через мои руки, — сказал Макаров. — А сейчас — по домам!
«Клещ, клещ!..» — подумал, глядя на него, Козловский. С ужасом. С ненавистью. Обреченно. Чувствовал, что Макаров крепко его ухватил и так просто не отпустит.
После того прошло довольно много времени, прежде чем «клещ» снова о нем вспомнил. На этот раз предложил вместе поохотиться в тайге. Сам он пришел в условленное место налегке, Козловский же прихватил все снаряжение. Однако охотился один Макаров: сразу отобрав у Козловского ружье, он не расставался с ним, пока не истратил все патроны. Стрелял влет, навскидку и хоть бы раз промазал. Под конец охоты Козловский совсем изнемог под тяжестью переполненного дичью ягдташа, и тогда Макаров вытряхнул половину добычи в траву:
— Вызывает нездоровый интерес.
Никаких опасных разговоров на этот раз он не заводил. Похоже, что ему просто захотелось пострелять. Однако дома Козловский нечаянно проговорился, что был с Макаровым. Ко всем прочим переживаниям прибавилось еще и это: а ну как Зина еще кому скажет! И ведь предупредить нельзя: еще чего-нибудь заподозрит. А так вроде бы Пропустила мимо ушей: с Макаровым так с Макаровым, лишь
В следующую встречу, тоже в тайге, Макаров спросил у Козловского о Флоренском: что он за человек и давно ли работает на заводе? Козловский сказал, что Флоренский весьма приятный собеседник.
— В шахматишки играем, чайком балуемся. В Китае жил, много интересного рассказывал…
— Так, так… — пробормотал Макаров, усмехаясь. — А как он в Китай попал, не рассказывал?
— С большим сожалением.
— А про свой министерский пост?
— Весьма неохотно.
— Ну, еще бы! — злорадно усмехнулся Макаров. — Золотишко зато греб с превеликой даже охотой.
— Не похоже на него… — пробормотал Козловский.
— Эх, Федя, Федя! Наивный человек. Разве ты не помнишь, что делалось тогда в Омске? Провиант уходил на сторону целыми вагонами. Составами!
— Я же в армии все это время находился.
— Я — тоже, — сказал Макаров. — Но и в Омске пришлось побывать. Наслушался и нагляделся всего. По горло сыт! И знаешь, что я тебе скажу? Мы проиграли из-за таких, как Флоренский. Да, если бы Александр Васильич проявил твердость и вздернул вовремя на виселицу половину своих министров, а первого Флоренского, — летом девятнадцатого года он въехал бы в Москву на белом коне, ведь недалеко уж были!.. А ты знаешь, Флоренский мне и там, в Харбине, сумел нагадить. С-сволочь!.. Выследил я одного… Поймай его, такую карьеру мог бы сделать! Орлом бы сейчас летал. Долго охотился. Ранил! Осталось только схватить. И тут Флоренский все карты мне спутал… — Макаров скрежетнул зубами. — Ну ладно, еще сочтемся. Теперь он никуда от меня не уйдет.
— Что же произошло? — зябко ежась, спросил Козловский.
— Этот… резидент раненый спрятался в доме у одной потаскухи. Я точно знаю, что он там был. Все соседние дома обыскали, оставался один. И надо же, чтоб именно в этом доке, в эту ночь оказался Флоренский! А со мной был япошка-лейтенант и еще двое солдат. Флоренский этому япошке и стал заливать, будто они с Камиро давние друзья. А Камиро — большой человек. Мне-то наплевать было, пускай хоть сам папа римский, я все бы там перевернул, а этого… взял бы живым или мертвым. Об заклад мог побиться, что он в этом доме прятался. Но косоглазый лейтенант при одном упоминании имени Камиро наложил в штаны и дал отбой. А я сказать ничего не могу: по-японски ни бельмеса, прошу Флоренского перевести лейтенанту, что обыск необходим, но тот, видно, так перевел… Сволочь! Надо узнать, на кого он сейчас работает, навряд ли на япошек…
— Вы меня разыгрываете, Сергей Константиныч! — с отчаянием воскликнул Козловский.
— Да нет, не разыгрываю, — устало произнес Макаров. — Борьба продолжается, Федя. Но приходится маневрировать. Когда-то ты хорошо сказал, что судьба России в руках таких, как я. Я эти твои слова всегда буду помнить. До смертного часа… — глаза Макарова лихорадочно заблестели. — А сейчас, Федя, во имя спасения России нужно, чтоб мы с тобой кое в чем помогли япошкам. Это ведь по их просьбе я в тот раз консультировался с тобой…