Горячие каштаны осени
Шрифт:
***
– У Валерки отец в тюрьме сидит. А баба Галя пуще овчарки!
– И что?
– «Западенец» он – вот что!
– Ну и что?
– Этот сквер – чужая территория, – терпеливо объяснил Вадим другу.
Ватага ребят сидела на лавочке и поедала черешню. Руки быстро стали грязными и липкими от сладости. Володя вертел головой, выискивая любой источник воды. Вадим показал пальцем на колонку неподалеку от жилого дома.
– Валеркин дом.
– Да говорю же вам! Сам видел – он к озеру шел. Нет его дома! – прошамкал
– Да-а-а… Я из лесу вышел – и снова зашел… – почти пропел Вадим, слегка наступив на босую ногу Пашки.
Пашка, а за ним и остальные повернули головы в сторону, куда смотрел Вадим. Неспешно, щурясь на солнце, к ним направлялся Валерка. Один.
– Вадим, и что? Он же один! – недоуменно воскликнул Володя.
Вадим дернул плечом. Между тем Валера подошел в плотную к Юрке, который сидел на самом краю скамьи. Володя от неожиданности вздрогнул.
«Западанец» ударил Юрку по щеке. Потом «раздал леща» остальным: Коле, Пашке, Вадиму… Вадиму! Дошла очередь до Володи.
– О! И москаль тут! Тебе от самого что ни на есть сердца!
Голова дернулась назад, из носа потекла горячая струйка крови. Володя вложил в свой удар всю свою силу. Валерка ошалело посмотрел на него, потом на ребят.
– Да вы чего?! – заорал он, сплевывая слюну.
Валерка сбил Володю с ног. Бил долго. Лицо в крови, белые шорты – в зеленке травы.
Никто из ребят не встал на его защиту. Он почувствовал себя преданным, одиноким и маленьким-маленьким… Против всего мира. Тогда он еще не знал, что таковы были правила – на чужой территории нельзя отвечать.
… Шло время. Территорией, на которой нельзя отвечать, становилась вся Украина. Таковы были правила.
***
Володе никак не удавалось заснуть. Все чаще вспоминалось детство. Валерка стал первым «западенцем» на его памяти. Если бы Вадим тогда поддержал его, если бы ребята не дали себя в обиду, если бы… Если бы да кабы! Было бы все по-другому… Он перевернулся на другой бок и поглубже зарылся в одеяло.
– А все-таки я ему врезал!
Глава 4
Олесь идет на войну…
Олесь в который раз за день представил свое возвращение с фронта и встречу с Настей. Вот он лежит с ранением в госпитале, открывает глаза и видит заплаканную Ее… Настя улыбается и говорит: «Я тебя больше никуда не отпущу». Нет, не так. Он нажимает на кнопку звонка двери квартиры, дверь открывает ее мама – Наташа. «А Насти нет дома, но вы проходите. Она сейчас придет». Олесь будет долго рассказывать Настиному брату Данилу о своих подвигах, а потом в комнату влетает Настя и… Не годится. Лучше просто дождаться ее во дворе дома и, когда она будет подходить к своему подъезду, неожиданно появиться перед ней в наградах, с рюкзаком «зеленых» и славой.
… Их было семеро. Олесь толком не разобрался, что входит в задачу разведки, но пока было все предельно ясно: выйти на точку, дождаться проводника и добраться до места, где окопался расчет.
Расположение духа было боевое. Наконец-то он пройдет крещение войной. Мандраж, конечно, брал, но, как ему объяснили опытные бойцы, со временем «стерпится-слюбится». Три дня, проведенные на пункте
Вот оно – началось! Его первый выход на передовую. Их было семеро. Вязкая грязь после проливного дождя и темень пасмурной ночи не обещали приятной прогулки. И опять он с благодарным чувством вспомнил о Насте – легкие ботинки на пенке берегли его ноги от черной чавкающей жижи размокшей земли. Передвигались медленно, ориентируясь на просеку и опоры линии электропередачи. К рассвету добрались до нужного места – бетонное кольцо для колодца на незаметной тропинке, убегающей в рощу. Проводника еще не было. Решили перекусить. Устроились кто где: Олесь и худой рыжий хлопец присели на небольшое поваленное дерево. Паренек протянул руку.
– Петро. Назаренко. Бывший учитель биологии.
– Олесь. Бывший студент. Архитектурный.
Петро угостил Олеся шоколадным батончиком.
– Самое то сейчас.
Из рощи послышались редкие птичьи голоса. Небольшой туман низко стелился над полем, что начиналось сразу за просекой.
– Хорошо… – протянул Петро.
– Ага. А мы типа в туристическом походе, – усмехнулся Олесь.
– Олесь, ты это… Не обижайся. Спросить хочу, – неуверенно, с паузами проговорил Петро.
Олесь достал из рюкзака узкую тетрадь и пачку печенья. Пачку вскрыл и положил на дерево.
– Угощайся. Вкусное и тоже – самое то! – подбодрил бывшего учителя Олесь.
– Да, спасибо. Вот скажи: ты человека готов убить?
– Человека – нет. Русню – да.
– Угу. А я, понимаешь ли, из тех, кто букашку обидеть не может даже для науки.
– А зачем пошел? Да еще добровольцем? – искренне удивился Олесь.
Петро поежился. То ли от утренней прохлады, то ли от вопроса.
– Не, не подумай! Не из-за денег. Хочу, чтоб убили.
Тишину нарушили взрывы. Стреляли недолго, минут пять-десять. И опять наступила тишина. Олесь вглядывался в светлеющую рощу. Никого и ничего. Только птицы перестали щебетать. Неприятный холодок пробежался по спине. Пустяки, это же пройдет.
– Петро, чтоб убили? А что так?! – нарочито шутливо спросил Олесь.
– А то так! Незачем мне она – жизнь.
Петро полез в нагрудный карман куртки, достал конверт и фотографию маленькой девочки.
– Глянь, дочка моя. Не могу без нее. Отправил я их, жену с Полинкой, в Европу войну пересидеть, – Петро сжал в руке довольно потрепанный конверт и положил обратно в карман. – Вот написала. Звонить побоялась. Ты, говорит, Петро, прости меня. Влюбилась по-настоящему, а ты другую найдешь.