Горячие точки на сердце
Шрифт:
— Скажешь, что тебе разрешили.
— Кто?
— Генерал Матейченков.
— А если бумагу потребуют?
— Не потребуют.
После допроса Верховный шейх перешел в свой кабинет. Там ему лучше всего думалось, а надо было срочно определить важную вещь: как лучше всего привести в исполнение приговор Аллаха над мерзавцем, по вине которого погибла Элен, чудный поздний цветок, неожиданно украсивший его суровую жизнь. Он не хотел ее отпускать, сердце предчувствовало: быть беде. Но она, упорная и отчаянная девчонка, настояла на своем.
«Я должна рассчитаться с русскими, — жарко шептала она по ночам. — Больше такого случая может и не быть». И ведь уломала его! Как говорится, ночная кукушка всех перекукует.
Не включая бегущую ленту, он бродил по своему огромному кабинету, бродил до полного изнеможения, чтобы хоть как-то утихомирить жгучую боль, вызванную внезапной и столь жгучей потерей. Эта боль еще усугублялась тем, что он — в силу своего высокого, даже исключительного положения не мог ни с кем ею поделиться: у высшего имама, духовного лидера всего необозримого мусульманского мира, не должно было быть никаких слабостей, никаких особых привязанностей, кроме главной и единственной привязанности — к единственному и предвечному Творцу, великому Создателю всего сущего.
Он бродил, не разрешая себе присесть даже на минутку, разглядывал сияющие экраны с бегущей по ним информацией, сопоставлял таблицы, прикидывал в уме различные варианты развития событий в той или иной части света, в той или другой стране. Почувствовав, что силы его покидают, он добрался до одинокой пальмы — священное дерево, подарок правоверных из Аравии — и опустился на скромную скамью.
В горле пересохло. Тон вспомнил о кофе и дал сигнал сервороботу.
— Четыре чашки! — произнес он в мембрану вызова.
Когда тележка подкатила к нему с четырьмя дымящимися чашками на ней, он выставил рядом на скамейку все четыре и жестом отослал тележку прочь. Роботу очень хотелось спросить, зачем одному человеку четыре чашки, однако он был запрограммирован так, чтобы не задавать своим создателям лишних вопросов, и он молча удалился.
Ароматный чудодейственный напиток на этот раз не утолил жажды, а только еще больше разжег ее.
— Еще кофе в кабинет! — затребовал по радиосвязи Верховный шейх.
Робот откликнулся:
— Заказ невыполним.
Новое дело: бунт на корабле! До сих пор взбунтовавшихся роботов он встречал только на страницах научно-фантастических романов, но здесь речь шла о продукции, пусть и экслюзивной, японских технологов.
— Что это значит? — спросил он строго.
— Кончились молотые зерна кофе, — проскрипела мембрана. — А к ручной мельнице допускаешься только ты. Что принести взамен?
— Ладно, ничего не надо. Отдыхай, — бросил шейх в переговорную мембрану и отключил радиосвязь. С некоторого времени туповатый робот, хотя услужливый и исполнительный, раздражал его.
Елена… Элен… Он повторял это имя на тысячу ладов, но не вслух, а только про себя, мысленно. Он понимал, что произнесенное слово материализуется, и не приведи господь, если из его уст его услышат недруги…
Он встал и медленно побрел к выходу.
Теперь мысли его перекинулись на того, кого он считал главной причиной гибели Елены.
Этот чертов недоносок Магомет-Расул! Если бы он честно выполнял свои обязанности, если бы поехал с Еленой на акцию, она наверняка осталась бы цела и невредима.
Безусловно, он заслуживает смерти. Так решил шариатский суд, — в его лице. Остается привести его в исполнение.
Да, а что, кстати, поделывает приговоренный?
Он подошел к экрану внутреннего обзора и набрал на пульте номер комнаты своего гостя.
В каждой из комнат для гостей датчик обзора был расположен в одной из головок винта, которым панель дневного света крепилась к стене; ясно, что найти этот датчик, диаметром с маковое зернышко, не сумел бы ни один из постояльцев.
Верховный шейх с угрюмой усмешкой наблюдал, как его ненавистный гость мечется по комнате, переставляя стол и стулья, обстукивая стены, даже зачем-то заглядывая под кровать, разбрасывая подушки из пенопласта и разглядывая на свет жесткое солдатское одеяло.
— Ищи, ищи, неверная собака… — пробормотал он, не отрываясь глядя на экран, пока неутомимый гость метался по комнате.
Наконец, убедившись, что за ним никто не подсматривает, Магомет-Расул присел к столу, утопив лицо в ладонях…
Верховный отключил экран. Он уже не видел, как региональный шейх, подойдя к двери, тщательно закрыл ее на длинную задвижку, и затем завалился в койку, как был в обуви.
…Дело о перестрелке на площади во время митинга генерал Матейченков самолично довел до конца. Ему удалось доказать, что зачинщиками беспорядков не были бойцы ОМОНА, на которых усиленно пытались спихнуть вину некоторые из местных деятелей.
Во время митинга генерала Семенова собирались похитить его недруги: им удалось выяснить, что Семенов собирается выступить на митинге. Однако в последний момент Владимира Семенова предупредили — кстати, из штаба Станислава Дерева — о существующем заговоре, и Семенов успел укрыться в здании, близ которого находился вместе с небольшой охраной.
Жизнь его, однако, была в опасности, и если бы не решительные действия генерала Матейченкова, дело могло кончиться печально…
Матейченков сам руководил операцией.
Он вышел, чтобы ехать к зданию налоговой полиции. На ступеньках перед ним сидел давешний паренек-черкес, которого он допрашивал.
— Что сидишь? — удивился генерал.
— Вас жду.
— Зачем?
— Еще кое-что вспомнил.
— Вернулся бы и рассказал.
— Вот он не пускает, — кивнул черкес на вооруженного охранника.
— Ну, говори быстренько, что там?
— Тот, который начал стрелять первым…
— Ну!?
— Он тоже в здании налоговой полиции.
— С чего ты взял?