Горячие точки
Шрифт:
Все разошлись. Рядом с командиром остался связист с радиостанцией. Неподалеку два «рэбовца» со сканером слушают эфир. С утра было много чеченской болтовни, но теперь тишина. Сканер будет прощупывать эфир до тех пор, пока не сядут аккумуляторы. Заряда хватит еще на шесть часов, то есть как раз на ночь. Я тоже остался с командиром.
– Со времен Гражданской войны мы воюем сводными отрядами! Начало Великой Отечественной – тоже самое. Ну, помнишь, заградотряды: кого наловили, те в первом же бою и полегли. Потом все же научились воевать – полк в полном составе, все друг друга знают, каждый понимает, что должен делать – красота! Скажи,
Накипело в душе у командира, накипело. В прошлую войну он штурмовал Грозный в составе дивизии генерала Приземлина, отрабатывал решения комдива на бой. Потом академия имени Фрунзе – великолепная школа военного искусства! Но как же далека эта теория от проведения войсковых операции в Чечне!
– Там нас учили, как надо воевать, а сюда приходишь и смотришь, как воевать не надо. Дело-то за малым! Немного решительности, чуть-чуть согласованности – мы их и без нового оружия одолеем. Оседлай все высотки, выжимай их на минное поле, запирай котел – и мочи изо всех калибров! А сейчас.... Ну, найдем мы их следы, чуть-чуть оружия, мелочевку всякую. Но сами-то боевики уже ушли! Еще, не дай Бог, людей потеряем на тех сюрпризах, что они нам оставили. Теперь, раз так, уходить надо и снова ждать удобное время для удара.
– Так почему не уходим? Кого мы теперь здесь ловим?
– Теперь никого. – Безклубов задумчиво жует травинку. – Теперь нас здесь можно ловить...
Конечно, голыми руками нас не взять. Но риск перестал быть оправданным. Глупо таким табором гоняться за трофеями, наподобие тех, что мы нашли в лесу два часа назад.
Безклубов оторвал меня от своих мыслей загадкой.
– Посреди пустыни лежит мешок. На мешке человек. На нем сверху еще один мешок. Кто этот человек и как он сюда попал? Можешь задавать вопросы, а я буду отвечать только да или нет.
Я стал задавать вопросы.
– Далеко от караванных путей?
– Не важно.
– Человек жив?
– Нет.
– Его убили?
– Сам загнулся.
– Молодой?
– Как мы с тобой. Но это тоже не важно, – от сравнения по коже невольно ползут мурашки. Безклубов действительно не похож на командующего – стал бы генерал сидеть здесь вместе со своим войском – без воды, еды и крыши над головой!
– Он там по своей воле?
– Да.
– Он искал смерти?
– Нет. Но он ее нашел.
Я задумался. Нет, хватит на сегодня мыслей. Сдаюсь.
– Это парашютист. Мешок снизу, мешок сверху – парашют не раскрылся. – Безклубов рассмеялся. – Хотел как всегда, а кончил плохо. – И без всякого перехода: – Да задавить их здесь не так сложно. Даже в горах. Но принцип такой: увидел – надо убивать!
«Глаза Безклубова сверкнули» – написал бы репортер, никогда не видавший войны.
«Это слова гестаповца из фильма про фрицев! – подумает читатель, изнеженный тщательным подбором правды о войне. – Так не может говорить насквозь положительный и смелый русский полковник».
Я шел к своему костру уже заполночь. И думал о том, что разве эти жестокие и, на первый взгляд, циничные слова страшнее самой войны? В бою не время
А значит, «увидел – надо убивать»!
Другой возможности не будет. Воевать на полумерах нельзя.
В свое время была такая полувоенная игра – «Зарница». Школьники бегали по полям игрушечных сражений с деревянными автоматами, изображая из себя солдат. А настоящие солдаты с настоящими автоматами смеялись и говорили, что если мы никогда не хоронили «бычки», то мы салаги. И под это дело мы с удовольствием рыли за них окопы.
Теперь автоматы настоящие, но все снова похоже на игру – еще утром мы были на охоте, а теперь сами в западне.
У костра на земле валяются деревянные крышки от снарядных ящиков – наши лежанки. Земляные стенки действительно спасают от ветра, но зато не выпускают дым. И он кружится из угла в угол, и только потом, тяжело перевалившись через стенку, уносится прочь.
Забавнее всех выглядит авианаводчик Андрей. Летная кожанка, туфли и пилотка, завернутая на уши. Среди здешней слякоти он выглядит как пижон или оккупант. Андрей тянет ноги в штиблетах поближе к огню. Рожденный летать, он сидит на деревянной дощечке и зубом на зуб не попадает.
Никто не спит. Все молча смотрят в огонь. Спальник есть только у доктора, и он, завернувшись в него с головой, пытается храпеть. Гуся то и дело толкает его в бок.
– Доктор, проснись, хватит храпеть, где твой спирт? – Все знают, что спирта давно нет, согреться нечем. – Ну дай коллективу хоть глюкозы.
Амир поворчал, но достал из-под головы свою сумку с красным крестиком и выдал пакет с глюкозой. Двести пятьдесят грамм на восемь человек.
Право первого глотка дают нам, гостям. Саша Кисловский делает осторожный глоток, потом подымает глаза на меня и с некоторым сожалением отдает пакетик. Сашка учился в институте и не служил в армии.
Какой теперь она ему запомнится?
Состоящей из холода, голода и поразительного умения наступать на одни и те же грабли?
Или из мужества тех, о ком даже не напишут в газетах, потому что в повседневном выполнении долга вроде и нет ничего выдающегося?
Пока в тебя не стреляют из боевого оружия, ты не почувствуешь войну. Но это только до первой крови. До первого убитого.
– Бесконечно можно смотреть только на то, как журчит ручей, как горит костер и как тебе выдают зарплату. – Гуся не может долго молчать. Маленький, юркий, весь состоящий из движений и улыбок, он пытается растормошить остальных. За что Безклубов взял его в телохранители? Ведь Гуся музыкант, а не вышибала. До войны он был солистом оркестра.
– Вот мы тут сидим по чьей-то дури. По чьей? Ведь не из-за погоды же! Сначала мы замешкались из-за «вертушек», а пока «тормозили», 74-я бригада как раз втянулась в свой район. Теперь и ее сворачивать уже поздно. Выходит, ночуем мы здесь из-за ее нерасторопности. А если бы мы сработали четко, они бы, как пить дать, вошкались сутки. И мы бы застряли здесь опять же из-за них.
– Да не из-за них. Просто всем надо разворачиваться бойчее, тогда духи никуда не денутся!
– Корреспондент, почему газеты об этом не пишут? Кто у нас враг – в чалме с автоматом или в штабе с толстым брюхом? Вот я всего лишь прапорщик, а знаю, что так не воюют. А в Ханкале что, не знают? Там ведь не такие недоучки, как я, там полковники и генералы.