Горячие точки
Шрифт:
К своим казармам подъехали уже, когда стемнело. У КПП при въезде на территорию Дворца нас остановили гвардейцы, но через пару минут беспрепятственно пропустили.
А тут наступил наш профессиональный праздник – 20 декабря. В этот день по всему Союзу сотрудники КГБ празднуют День ЧК. Дома мы обычно вечером вместе с женами шли в ресторан, заказывали хороший стол. Водочка шампанское, салат «оливье», закусочки, бифштекс или лангетик. Потом мы меняли ресторан, и все повторялось, потом ехали к кому-нибудь домой и там продолжали.
А здесь оказалось, что не только поесть вкусно, но даже и рюмочку опрокинуть
– Ха! В январе! До января еще дожить надо... – авторитетно заявил Серега.
– Это точно, давай, вытаскивай, а то протухнет! В январе, если будет все хорошо, еще достанем! В крайнем случае, купим у лавочников «вискаря», – поддержали мы Серегу.
Под дружным напором Виталик сдался и извлек на свет божий заветные предметы.
Под сухие галеты, под разогретую на буржуйке кашу из сухпайка мы выпили из железных кружек за нашу «контору», за наше здоровье, за здоровье наших родных и близких, за удачу и «успех в безнадежном деле». Выпить всем досталось буквально по капельке, но дело ведь не в количестве, а в традиции! Праздник – он и есть праздник.
Время от времени наши командиры ездили в посольство на какие-то совещания. У меня уже давно зрела мысль как-нибудь вырваться вместе с ними, чтобы помыться и постираться. Наконец выдался случай, и я, переодевшись в гражданскую одежду, выехал на УАЗе в посольство в качестве сопровождающего. Я заранее отпросился у Титыча, предупредил Яшу Семенова о том, что задержусь в посольстве. Мы договорились, что из посольства я приду на нашу виллу № 1 – это там, где мы летом жили, – и буду дожидаться машину, которая придет туда часов в семь вечера. С этой машиной я и вернусь в казармы.
В посольской школе, которую мы в свое время осваивали под казарму было полно пограничников. Они здорово благоустроились, даже завели себе душевую комнату. Я тут же вспомнил вздорную старуху-послицу. Вот, наверное, переживает: кругом грязные солдаты-мужики! Не школа – а прямо-таки казарма! Я быстро договорился с дежурным комендантом и с огромным удовольствием помылся, постирал носки, майку и трусы. Ребята угостили чаем.
Чистый, освеженный, я вышел из школы и глубоко задумался. Для полного счастья не хватало одного: хорошо и крепко поесть. Обед я и так уже пропустил. Поесть можно было бы в городе. Ну что ж, поедем в город, будем есть шашлыки.
Я вышел к воротам посольства и дождался выезда очередной машины. Договорился с водителем, который и подвез меня до Даруль-Аман и высадил на кругу около той самой лавки, где летом я видел на витрине офицерские фуражки и кителя. Рядом был дукан, туда я и направил свои стопы.
Народу внутри было немного. Диким женским голосом орал индийские песни магнитофон, пахло шашлыками, какими-то тошнотворными благовониями, керосином и немного анашой. Шашлыки здесь делали мелкие: несколько хорошо прожаренных маленьких кусочков свежей баранины на коротком, не более двадцати сантиметров, металлическом шампуре. Мой аппетит возрастал с каждой минутой. Давненько я не лакомился жареным мясом! Поэтому я заказал пару бутылок «Кока-колы» и сразу двадцать
Весь дукан широко открытыми глазами смотрел на меня, когда мне принесли на большом подносе целую груду полузавернутых в широкий лаваш дымящихся шашлыков. Я огляделся вокруг и увидел, что у всех посетителей на тарелке самое большое – два-три шампура. Поэтому они на меня так и глазели. Ну и ладно. Ваше здоровье, ребята!
Потом я заказал еще десять шампуров.
Через полчаса совершенно разомлевший и в прекрасном расположении духа я наконец вывалился из дукана.
На улице уже начинало темнеть. Шел дождь со снегом.
Я пошел пешком вдоль проспекта Дар-уль-Аман. Вскоре я обнаружил, что все вокруг пахнет какой-то тухлятиной. Поводил носом и обнаружил, что запах идет от меня, вернее, от моей купленной еще летом афганской дубленки. Под дождем она вся намокла и стала источать такой мерзкий запах, что хоть святых выноси! До нашей виллы идти было еще достаточно далеко. Я ускорил шаг. Тошнотворный запах усиливался. Что делать? Может, скинуть эту гадость с себя и бросить вон в тот арык? Я уже начал расстегиваться, но тут вспомнил, что под дубленкой на мне красный свитер, а поверх него подмышечная кобура с пистолетом, причем кобура на белых ремнях. Оглянулся вокруг. Кругом народ. Зайти бы в какой-нибудь подъезд, чтоб расхомутаться с кобурой, да какие тут подъезды: по одну сторону какие-то дуканы, по другую сторону проспекта – виллы. Вот черт! Придется идти так.
Наконец, мокрый насквозь, вконец продрогший и злой как черт, я добрался до виллы. Обидно: так хорошо все начиналось, и вот концовка вся смазана.
Первым делом скинул проклятую дубленку. Прошел на кухню. Там кто-то из ребят, исполняя обязанности дежурного по кухне, готовил еду.
– Мужики, где бы мне развесить дубленку, просушить...
– Да вешай прямо здесь, около буржуйки!
Я так и сделал. Ребята налили мне кружку горячего чаю, и я вышел в холл, где стоял большой обеденный стол. Я замерз, как собака, ноги промокли, всего колотило. Горячий чай был весьма кстати.
Тут со второго этажа в холл спустился какой-то человек, остановился и стал меня весьма недоброжелательно рассматривать. Я мельком взглянул на него: вроде бы незнакомый, по возрасту старше наших бойцов и явно не из «силовиков». Снабженец или хозяйственник? Я из вежливости кивнул ему:
– Здрасте.
Тот ничего не ответил, повернулся и пошел на кухню.
– Эт-т-то что такое? – услышал я с кухни раздраженный голос.
– Да вот, парень наш, из дворцовской охраны, дубленку свою сушит... Он в городе был, за ним машина должна подъехать.
– Кто разрешил пускать посторонних на объект, да еще на кухню? Кто разрешил развешивать здесь всякое тряпье! Здесь продукты! А ну, скидывай эту дубленку и гони в шею отсюда всех посторонних!!!
Я с удивлением слушал эти крики. Что это? Это про меня говорят, что я посторонний? Про меня, который прожил на этой вилле почти два месяца, причем тогда, когда и духа этого крикуна в Кабуле не было! Ни фига себе, порядочки здесь установились!
Из кухни вышел парень, который готовил еду, и смущенно сказал мне: