Горящая земля
Шрифт:
Пирлиг взревел, чтобы его люди приставили лестницы. Эдуард сам прислонил к стене лестницу и попытался по ней взобраться, но Стеапа отшвырнул его в сторону и поднялся первым. Я полез за Стеапой.
Не могу сказать, как был взят Бемфлеот, потому что не помню ничего, кроме хаоса. Хаоса и пчелиных укусов. Зато я знаю, что Стеапа добрался до верхушки лестницы и расчистил пространство на парапете, так дико размахивая боевым топором, что топор чуть не попал в мой шлем, увенчанный волком. А потом Стеапа перебрался через парапет
— Крикни своим людям, — велел я Эдуарду. — Вели им присоединиться к тебе!
Он посмотрел на меня широко раскрытыми глазами, потом понял.
— За Уэссекс! — прокричал он со стены.
— За Мерсию! — взревел я, и теперь люди стали быстро присоединяться к нам.
Я не чувствовал пчелиных укусов, хотя позже обнаружил, что меня ужалили по меньшей мере дюжину раз. Но мы ожидали укусов, а датчане были застигнуты врасплох.
Они оправились достаточно быстро. Я услышал, как женщина вопит им убить нас, и понял, что Скади неподалеку.
Группа датских воинов пошла вдоль площадки, и я встретил их со щитом и мечом, принял на щит удар топора и вогнал Вздох Змея в колено противника. Со мной был Сердик, а слева от меня появился Стеапа, и мы вопили, как демоны, прокладывая себе путь вдоль стены по деревянной платформе.
Копье ударило меня по шлему, сбив его набок. Солнце все еще сияло под облаками, отбрасывая длинные тени, посылая вниз ослепительное сияние, и оно отражалось от клинков мечей, от топоров, от наконечников копий. Я толкнул датчанина своим щитом, пырнул Вздохом Змея мимо края его щита, а Стеапа с воем отшвыривал защитников в стороны одной своей мощью. И повсюду, повсюду летали пчелы.
Датчанин попытался убить меня топором, но я принял удар на щит. Помню его открытый рот, желтые обломанные зубы и пчел, ползающих по его языку. Стоявший за моей спиной Эдуард убил датчанина мечом, вонзив клинок в его рот, так что пчел смыло потоком крови.
Кто-то принес знамя Уэссекса с драконом и размахивал им, стоя на захваченном парапете, и люди, пересекавшие ров и взбиравшиеся по лестницам, разразились ликующими криками.
Я повернулся влево и прокладывал себе путь вдоль узкой площадки. Стеапа понял, почему я это делаю, и разметал большинство защитников перед нами, так что мы смогли добраться до площадки побольше, которая была над воротами.
Там мы построились «стеной щитов» и сражались против датчан, пока Пирлиг и его люди рубили топорами большие ворота.
Я, наверное, кричал на датчан, но теперь не могу припомнить — что именно. Обычные оскорбления. И датчане отбивались с дикой свирепостью. Но теперь на стену взобрались наши лучшие воины, и то и дело появлялись все новые. Их было так много, что некоторые спрыгнули вниз, в крепость, где тоже началось сражение.
Кто-то пнул разбитые остатки улья, послав его вниз, в крепость, и взмыло еще больше пчел, но я был над воротами, защищенный трупами датчан, пытавшихся нас прогнать.
И защитники крепости все еще пытались это сделать.
Их лучшим оружием были тяжелые копья, которыми они делали выпады поверх барьера из трупов, но наши щиты были крепки.
— Нам нужно спуститься к воротам! — крикнул я Стеапе.
Осферт услышал меня. Именно он спрыгнул с вершины ворот, когда мы защищали Лунден, и теперь прыгнул снова.
В крепости были и другие саксы, но их было ужасно мало, и они быстро погибали. Осферту было на это плевать. Он прыгнул на землю как раз между столбами ворот. На мгновение распростерся на земле, потом очутился на ногах и закричал:
— Альфред! Альфред! Альфред!
Я подумал, что это странный боевой клич, особенно из уст человека, который так сильно злился на своего отца, как Осферт, но этот клич возымел свое действие.
Другие восточные саксы прыгнули, чтобы присоединиться к Осферту, который защищался от двух датчан щитом и рубил мечом двух других.
— Альфред!
Еще один человек подхватил крик, и Эдуард с оглушительным воплем спрыгнул с укреплений, чтобы присоединиться к сводному брату.
— Альфред!
— Защищать Этелинга! — крикнул я.
Стеапа, считавший своим первейшим долгом позаботиться о том, чтобы Эдуард остался жив, спрыгнул вниз. Я остался на укреплениях с Сердиком, потому что мы должны были помешать датчанам отбить обратно ту часть стены, к которой были прислонены лестницы.
Мой щит был исколот копьями. Дерево липы расщепилось, но трупы у наших ног были препятствием, о которое споткнулся не один датчанин, чтобы присоединиться к этой груде. И все равно они шли на нас.
Датчанин начал расчищать площадку от тел, сбрасывая их в крепость, и я вогнал Вздох Змея ему под мышку. Еще один ткнул в меня копьем. Отразив выпад щитом, я полоснул Вздохом Змея по гримасничающему лицу, обрамленному блестящим шлемом, но противник увернулся. Я увидел, как он посмотрел вниз, и понял — он думает о том, чтобы спрыгнуть и атаковать моих людей внизу. Я встал на труп и вогнал Вздох Змея под его щит, вывернув клинок, принизивший бедро врага. Датчанин ударил меня щитом, потом рядом со мной оказался Сердик, чей топор врезался копейщику в плечо.
Мой щит стал тяжелым, потому что в нем торчали два копья. Я попытался их стряхнуть, но пригнулся, когда огромный, орущий проклятия датчанин ринулся на меня с топором и замахнулся, целя в мой шлем. Он всем телом врезался в мой щит, любезно сбив с него копья, а Ситрик расколол его шлем топором.
Помню, я видел, как кровь капает с края моего щита, прежде чем я стряхнул поверженного. Человек этот трясся, умирая. Я нанес выпад поверх его тела, и клинок Вздоха Змея задрожал, вонзившись в датский щит.