Горящая земля

Корнуэлл Бернард

Подо мной слышались крепнущие крики:

— Альфред! — ревели люди.

А потом:

— Эдуард! Эдуард!

Стеапа стоил трех человек; он убивал, пуская в ход и непомерную силу, и сверхъестественное искусство боя на мечах, но теперь ему помогали. Все больше людей спрыгивало вниз, чтобы построиться «стеной щитов» под аркой закрытых ворот.

Осферт и Эдуард стояли в этой стене бок о бок. Отец Коэнвулф, полный решимости оставаться рядом с Этелингом, тоже спрыгнул вниз, повернулся и поднимал засов ворот. Мгновение он не мог распахнуть

ворота, потому что люди Пирлига, вооруженные топорами, все еще рубили массивное дерево, но потом они услышали, как Коэнвулф кричит им, чтобы они прекратили.

И тогда ворота распахнулись, и под восходящим солнцем, под дымом, среди кружащих пчел мы привели в Бемфлеот смерть.

Датчане были застигнуты врасплох нашим нападением. Они думали, что люди Стеапы отступили на рассвете, а вместо этого мы пошли на штурм. Но внезапность нападения не уменьшила их решимости и не подарила нам большого преимущества. Враги быстро оправились, они мужественно сражались, и, если бы мы не заставили пчел присоединиться к бою, датчане наверняка отбили бы нашу атаку. Но человек, которого кусает рой разъяренных пчел, не может как следует сражаться, поэтому мы ухватились за этот маленький шанс добраться до парапета.

А теперь мы открыли ворота, и саксы перебирались через ров и врывались в крепость… И датчане, ощутив, что случилось непоправимое, сломались.

Я так часто это видел! Человек будет сражаться, как герой, будет делать женщин вдовами и детей сиротами, он вынудит поэтов находить новые слова, чтобы описать его подвиги, — а потом, совершенно внезапно, падает духом. Сопротивление превращается в ужас.

Датчане, которые мгновение назад были грозными врагами, внезапно стали людьми, отчаянно ищущими безопасное место. Они бежали.

Было только два места, куда они могли устремиться. Некоторые, менее удачливые, отступили к строениям на западном краю крепости, в то время как большинство протиснулось через ворота в длинной южной стене — ворота вели к деревянному причалу на берегу ручья. Даже в отлив ручей был слишком глубок, чтобы человек мог перейти его вброд, а моста там не было; вместо моста поперек русла был пришвартован корабль. И теперь датчане перебирались через его скамьи, чтобы добраться до берега Канинги, где ожидало множество человек, не принимавших участия в защите крепости.

Я послал Стеапу, чтобы тот очистил остров от людей, и он повел телохранителей Альфреда через импровизированный мост, но датчане были не в настроении встречаться со Стеапой. Они бежали.

Несколько датчан, очень немногие, спрыгнули с южных и восточных укреплений, чтобы вброд перейти через ров, но в болотах были всадники Веостана, которые быстро и жестоко расправились с этими беглецами.

Куда больше датчан осталось внутри крепости, отступив к самому дальнему концу и построившись неровной «стеной щитов» — она сломалась под молотящими клинками саксов.

Вопили женщины и дети. Выли собаки. Большинство женщин и детей были на Канинге и требовали, чтобы их мужчины садились

на корабли. Безопаснее всего датчанин чувствует себя на своем корабле. Когда все идет наперекосяк, человек возвращается в море и позволяет Судьбам унести его туда, где перед ним откроется еще одна возможность разбогатеть.

Но большинство датских кораблей были вытащены на берег, потому что судов было слишком много, чтобы поставить их все на якорь в узком ручье.

Люди на Канинге бежали от атаки Стеапы. Некоторые вброд перешли ручей, чтобы погрузиться на те суда, что были на плаву, но тут ударил Финан.

Он ждал до тех пор, пока люди, охранявшие восточный конец ручья, не отвлеклись при виде кошмара, разворачивающегося на западе, и тогда повел своих восточных саксов — все они были из гвардии Альфреда — через заливаемый во время прилива берег.

— Дураки только-только приподняли борт судна, обращенный к морю, — позже рассказал мне Финан, — поэтому мы напали с другой стороны. Это было легко.

Я в том сомневался. Он потерял восемнадцать человек убитыми и почти тридцать тяжелоранеными, но захватил корабль. Финан не мог ни пересечь ручей, ни перекрыть его, но он был там, где я хотел.

А мы были в крепости.

Воющие саксы мстили теперь за дымы над Мерсией. Они истребляли датчан. Мужчины пытались защитить свои семьи, крича, что они сдаются, но их рубили топорами и мечами. Большинство женщин и детей вбежали в большой дом — именно там собиралась огромная добыча Хэстена, которую сюда присылали.

Я плавал во Фризию, чтобы найти зал с сокровищами, а вместо этого нашел его в Бемфлеоте. Я нашел кожаные мешки, раздувшиеся от монет, серебряные распятия, сундуки с золотом, груды железа, слитки бронзы, кучи шкур. Я нашел клад.

В зале было темно. Несколько солнечных лучей пробивалось сквозь маленькие окошки восточного фронтона, увешанного бычьими рогами, но кроме этих лучей единственным источником света служил главный очаг — вокруг него были свалены сокровища.

Они были выставлены напоказ. Они говорили датчанам Бемфлеота, что Хэстен, их господин, будет дарителем золота. Люди, поклявшиеся в верности Хэстену, разбогатеют — и им достаточно было войти в этот зал, чтобы увидеть тому доказательство.

Они могли глазеть на сияющий клад и видеть новые корабли и новые земли. То был клад Мерсии, только вместо дракона его охраняла Скади.

А она была злее любого дракона.

Думаю, в тот момент она была одержима яростью, ввергнувшей ее в ужасное безумие. Она стояла на груде драгоценностей, ее черные волосы, не покрытые шлемом, спутались дикими прядями. Она вопила, бросая нам вызов. Черный плащ свисал с ее плеч, а под ним была кольчуга, поверх которой она нацепила столько золотых цепей, сколько смогла подобрать из груды добычи.

Позади нее на высоком помосте, где стоял огромный деревянный стол, съежились женщины и дети. Я увидел там жену Хэстена и двух его сыновей, но они боялись Скади не меньше, чем нас.