Горящая земля
Шрифт:
За столом стояли двое датчан под охраной моих людей; перепачканные кровью руки пленных выдавали в них палачей. Однако за такую жестокость в первую очередь отвечал вожак датчан, и именно потому я запомнил ту стычку.
Ведь именно тогда я повстречался со Скади.
Если какая-нибудь смертная женщина и съела яблоки из Асгарда, дарующие богам вечную красоту, то это была Скади. Высокая, почти такая же высокая, как я, с гибким телом, обтянутым кольчугой, лет двадцати, с узким, надменным лицом и вздернутым носом. И я еще никогда не видел таких голубых глаз. Ее прямые волосы, черные,
Я уставился на нее.
А она уставилась на меня.
И что же она видела?
Она видела полководца короля Альфреда. Она видела Утреда Беббанбургского, язычника на службе у христианского короля. Я был высоким и — тогда — широкоплечим. Я был воином меча, воином копья, разбогатевшим в сражениях, поэтому кольчуга моя сияла, шлем был инкрустирован серебром, а поверх кольчужных рукавов блестели браслеты. Мой пояс, на котором висел меч, украшали серебряные волчьи головы, ножны Вздоха Змея были усеяны кусочками гагата, пряжки ремня и плаща были сделаны из тяжелого золота. Только маленький амулет в виде молота Тора, висевший у меня на шее, был дешевым, но я владел этим талисманом с детства. И он до сих пор у меня. Слава моей юности ушла, источенная временем, но тогда Скади увидела меня именно таким. Она увидела перед собой полководца.
И поэтому плюнула в меня. Плевок попал в щеку, и я не стал ее вытирать.
— Кто эта сука? — спросил я.
— Скади, — ответил Райпер. Посмотрел на двух палачей и добавил: — Они говорят, что она — их предводительница.
Толстяк застонал. Его развязали, и теперь он свернулся клубком.
— Найдите кого-нибудь, кто о нем позаботится, — раздраженно велел я, и Скади плюнула снова, на этот раз попав мне в губы. — Кто он? — спросил я, не обращая на нее внимания.
— Мы думаем, это Эдвульф, — ответил Райпер.
— Уберите его отсюда, — приказал я.
Потом повернулся, чтобы посмотреть на красотку, которая в меня плевала.
— И кто такая эта Скади? — спросил я.
Она была датчанкой, рожденной на ферме в северной части их суровой страны, дочерью человека, не владевшего богатствами и оставившего свою вдову в бедности. Но у вдовы имелась Скади, удивительно красивая, поэтому Скади выдали замуж за человека, пожелавшего заплатить за то, чтобы ее гибкое длинное тело оказалось в его постели. Муж Скади был вождем клана фризов, пиратом, но потом Скади повстречалась с Харальдом Кровавые Волосы, и ярл Харальд предложил ей жизнь, куда более захватывающую, чем прозябание за гниющим палисадом на заливаемой приливами отмели. И вот Скади убежала с Харальдом.
Все это мне еще предстояло узнать, а тогда я понял лишь, что она — женщина Харальда и что Хэстен сказал правду: увидеть ее — значит ее возжелать.
— Ты освободишь меня, — сказала она с удивительной уверенностью.
— Я сделаю что захочу, — ответил я. — Я не слушаюсь приказов глупцов.
Она возмутилась, услышав это. Я увидел — она собирается снова плюнуть, и поднял руку, чтобы ударить ее. Скади притихла.
— Ни одного дозорного, — бросил я. — Какие предводители не выставляют часовых? Только глупцы.
Она возненавидела мои слова. Она возненавидела их, потому что они были правдивы.
— Ярл Харальд заплатит тебе за мою свободу, — сказала Скади.
— Моя цена за твою свободу — печень Харальда, — ответил я.
— Ты Утред? — спросила она.
— Я — лорд Утред Беббанбургский.
Скади чуть заметно улыбнулась.
— Тогда Беббанбургу понадобится новый лорд, если ты не отпустишь меня. Я прокляну тебя. Ты познаешь мучительную боль, Утред Беббанбургский, даже более мучительную, чем он, — она кивнула на Эдвульфа, которого выносили из церкви четверо моих людей.
— Он тоже дурак, — отозвался я, — потому что не поставил часовых.
Отряд мародеров Скади напал на деревню при свете утра, и никто не заметил их приближения. Некоторые жители деревни, те, кого мы видели с гребня холма, спаслись, но большинство были захвачены в плен, и из них выжили только женщины и дети, которых можно было продать в рабство.
Мы оставили в живых одного датчанина — и Скади. Остальных убили. Мы забрали их лошадей, их кольчуги и оружие. Я приказал выжившим жителям деревни гнать свой скот на север, к Сутриганаворку, потому что людей Харальда следовало лишить пропитания. Хоть это и нелегко было сделать, потому что урожай уже находился в амбарах и сады ломились от фруктов.
Мы все еще дорезали последних датчан, когда разведчики Финана доложили, что на юге к гребню холма приближаются всадники.
Я отправился к ним навстречу, взяв с собой семьдесят человек, датчанина, которого пощадил, и Скади. Еще я прихватил длинный кусок пенькового каната, раньше привязанного к маленькому церковному колоколу.
Вместе с Финаном мы въехали на перевал; там был сенокос с мягкой травой и оттуда открывался хороший вид на юг. Далеко в небе густели новые дымы, но ближе, гораздо ближе, по берегам затененного ивами ручья скакал отряд всадников. По моим подсчетам, их было примерно столько же, сколько моих людей, которые теперь выстроились на перевале слева и справа от моего знамени с волчьей головой.
— Слезай с лошади, — приказал я Скади.
— Эти люди ищут меня, — с вызовом ответила она, кивнув на всадников, которые замедлили аллюр при виде моего боевого строя.
— Значит, они тебя нашли, — сказал я. — Поэтому спешивайся.
Она молча, гордо смотрела на меня. Скади ненавидела, когда ей отдавали приказы.
— Ты можешь спешиться, — терпеливо проговорил я, — или я стащу тебя с седла. Выбор за тобой.
Она спешилась, и я жестом велел Финану сделать то же самое. Он вытащил меч и встал рядом с девушкой.
— А теперь раздевайся, — велел я ей.
Лицо ее потемнело от неистовой ярости. Она не шевельнулась, но я ощутил ее гнев, похожий на свернувшуюся внутри нее гадюку. Ей хотелось меня убить, ей хотелось вопить, ей хотелось призвать богов с запятнанного дымом неба, но она ничего не могла сделать.
— Раздевайся, — повторил я, — или тебя разденут мои люди.
Скади повернулась, словно ища пути к бегству, но бежать было невозможно. В ее глазах мелькнул страх, но ей не осталось ничего другого, кроме как повиноваться.