Горящие здания
Шрифт:
3. Полночь и свет
Полночь и свет знают свой час. Полночь и свет радуют нас. В сердце моем - призрачный свет. В сердце моем - полночи нет.
Ветер и гром знают свой путь. К лону земли смеют прильнуть. В сердце моем буря мертва. В сердце моем гаснут слова.
Вечно ли я буду рабом? Мчитесь ко мне, буря и гром! Сердце мое, гибни в огне! Полночь и свет, будьте во мне!
4. Слово завета
О, человек, спроси зверей, Спроси безжизненные тучи! К пустыням вод беги скорей, Чтоб слышать, как они певучи! Беги в огромные леса, Взгляни на сонные растенья, В чьей нежной чашечке оса Впивает влагу наслажденья! Им ведом их закон, им чуждо заблужденье.
Зачем же только ты один Живешь в тревоге беспримерной? От колыбели до седин Ты каждый день - другой, неверный! Зачем сегодня, как вчера, Ты восклицанье без ответа? Как тень от яркого костра, Ты в ночь бежишь от места света, И чаща вкруг тебя безмолвием одета.
Проникни силою своей В язык безмолвия ночного! О, человек, спроси зверей О цели странствия земного! Ты каждый день убийцей был Своих же собственных мечтаний, Ты дух из тысячи могил, Живи, как зверь, без колебаний! И в смерти будешь жить, как остов мощных зданий!
5. Морской разбойник
Есть серая птица морская с позорным названьем
глупыш. Летит она вяло и низко, как будто бы спит,- но,
глядишь, Нависши уродливым телом над быстро сверкнувшей
волной, Она увлекает добычу с блестящей ее чешуей. Она увлекает добычу, но дерзок, красив, и могуч, Над ней альбатрос длиннокрылый, покинув
возвышенность туч, Как камень, низринутый с неба, стремительно
падает ниц, При громких встревоженных криках окрест
пролетающих птиц. Ударом свирепого клюва он рыбу швырнет в пустоту И, быстрым комком промелькнувши, изловить ее
налету, И, глупую птицу ограбив, он крылья расправит
свои, И виден в его уже клюве блестящий отлив чешуи.Морской и воздушный разбойник, тебе я слагаю свой
стих, Тебя я люблю за бесстыдство пиратских порывов
твоих. Вы, глупые птицы, спешите, ловите сверкающих рыб, Чтоб метким захватистым клювом он в воздухе их
перешиб!
6. Как Испанец
Как Испанец, ослепленный верой в Бога и любовью, И своею опьяненный и чужою красной кровью, Я хочу быть первым в мире, на земле и на воде, Я хочу цветов багряных, мною созданных везде.
Я, родившийся в ущельи, под Сиэррою-Невадой, Где лишь коршуны кричали за утесистой громадой, Я хочу, чтоб мне открылись первобытные леса, Чтобы заревом над Перу засветились небеса.
Меди, золота, бальзама, бриллиантов, и рубинов, Крови, брызнувшей из груди побежденных
властелинов, Ярких зарослей коралла, протянувшихся к лучу, Мной отысканных пределов жарким сердцем я хочу.
И, стремясь от счастья к счастью, я пройду по
океанам, И в пустынях раскаленных я исчезну за туманом, Чтобы с жадной быстротою Аравийского коня Всюду мчаться за врагами под багряной вспышкой
дня.
И, быть может, через годы, сосчитав свои
владенья, Я их сам же разбросаю, разгоню, как привиденья, Но и в час переддремотный, между скал родимых
вновь, Я увижу Солнце, Солнце, Солнце, красное, как
кровь.
7. Красный цвет
Быть может, предок мой был честным палачом: Мне маки грезятся, согретые лучом, Гвоздики алые, и, полные угрозы, Махрово-алчные, раскрывшиеся розы. Я вижу лилии над зыбкою волной: Окровавленные багряною Луной, Они, забыв свой цвет, безжизненно-усталый, Мерцают сказочно окраской ярко-алой, И с сладким ужасом, в застывшей тишине, Как губы тянутся, и тянутся ко мне.
И кровь поет во мне... И в таинстве заклятья Мне шепчут призраки: "Скорее! К нам в объятья! "Целуй меня... Меня!.. Скорей... Меня... Меня!.." И губы жадные, на шабаш свой маня, Лепечут страшные призывные признанья: "Нам все позволено... Нам в мире нет изгнанья... Мы всюду встретимся... Мы нужны для тебя... Под красным Месяцем, огни лучей дробя, Мы объясним тебе все бездны наслажденья, Все тайны вечности и смерти и рожденья". И кровь поет во мне. И в зыбком полусне Те звуки с красками сливаются во мне. И близость нового, и тайного чего-то, Как пропасть горная, на склоне поворота, Меня баюкает, и вкрадчиво зовет, Туманом огненным окутан небосвод, Мой разум чувствует, что мне, при виде крови, Весь мир откроется, и все в нем будет внове, Смеются маки мне, пронзенные лучом... Ты слышишь, предок мой? Я буду палачом!
8. Я сбросил ее
Я сбросил ее с высоты, И чувствовал тяжесть паденья. Колдунья прекрасная! Ты Придешь, но придешь - как виденье!
Ты мучить не будешь меня, А радовать страшной мечтою, Создание тьмы и огня, С проклятой твоей красотою!
Я буду лобзать в забытьи, В безумстве кошмарного пира, Румяные губы твои, Кровавые губы вампира!
И если я прежде был твой, Теперь ты мое привиденье, Тебя я страшнее - живой, О, тень моего наслажденья!
Лежи искаженным комком, Обломок погибшего зданья. Ты больше не будешь врагом... Так помни, мой друг: До свиданья!
9. Скифы
Мы блаженные сонмы свободно кочующих Скифов, Только воля одна нам превыше всего дорога. Бросив замок Ольвийский с его изваяньями грифов, От врага укрываясь, мы всюду настигнем врага.
Нет ни капищ у нас, ни богов, только зыбкие тучи От востока на запад молитвенным светят лучом. Только богу войны темный хворост слагаем мы
в кучи, И вершину тех куч украшаем железным мечом.
Саранчой мы летим, саранчой на чужое нагрянем, И бесстрашно насытим мы алчные души свои. И всегда на врага тетиву без ошибки натянем, Напитавши стрелу смертоносною желчью змеи.
Налетим, прошумим, и врага повлечем на аркане, Без оглядки стремимся к другой непочатой стране. Наше счастье - война, наша верная сила - в
колчане, Наша гордость - в не знающем отдыха быстром коне.
10. В глухие дни
Предание
В глухие дни Бориса Годунова, Во мгле Российской пасмурной страны, Толпы людей скиталися без крова, И по ночам всходило две луны.
Два солнца по утрам светило с неба, С свирепостью на дольный мир смотря. И вопль протяжный: "Хлеба! Хлеба! Хлеба!" Из тьмы лесов стремился до царя.