Горящий берег (Пылающий берег) (Другой перевод)
Шрифт:
Еды катастрофически не хватало, они могли покормить только одного из ста. Сантэн выбирала тех, кто больше в этом нуждался, и те выпивали суп и жадно съедали хлеб.
— Благослови вас Бог, мисс, — говорили они и, спотыкаясь, шли дальше.
— Посмотри им в глаза, Анна, — прошептала Сантэн. — Они уже заглянули в могилу.
— Хватит нести вздор, — вспылила Анна. — У тебя опять начнутся кошмары.
— Никакой кошмар не может быть хуже, — тихо ответила Сантэн. — Посмотри вон на того.
Оба глаза солдата
Сантэн выудила их из потока и держала миску у губ безрукого солдата.
— Ты хорошая девочка, — прошептал тот. — Сигареты нет?
— Простите.
Она покачала головой и повернулась, чтобы поправить повязку на глазах второго. Мельком увидев, что под повязкой, она задохнулась, и руки у нее задрожали.
— У тебя голос как у молодой и красивой…
Слепой был ровесником Майкла, у него тоже были густые темные волосы, но они слиплись от запекшейся крови.
— Да, Фред, красивая барышня. — Товарищ снова поставил его на ноги. — Нам пора, мисс.
— Что там? — спросила у них Сантэн.
— Настоящий ад.
— Выдержит ли фронт?
— Никто не знает, мисс.
И медленно движущаяся река несчастья унесла их.
Суп и хлеб скоро кончились, и Сантэн с Анной повезли тележку в шато, чтобы приготовить еще.
Сантэн вспомнила просьбы раненых и перерыла шкаф в оружейной комнате, где граф держал свой запас табака; когда они с Анной вернулись на свой пост на обочине дороги, Сантэн получила возможность давать некоторым дополнительное утешение.
— Мы так мало можем, — печалилась она.
— Мы делаем все, что в наших силах, — ответила Анна. — Нечего горевать о невозможном.
Они работали и после наступления темноты, при слабом желтом свете фонаря-молнии, а поток страдания не пересыхал; казалось, он стал еще гуще и плотнее, так что бледные искаженные лица сливались в свете фонаря перед усталыми глазами Сантэн, утрачивая различия, а слова ободрения, которые она старалась сказать каждому, звучали для ее собственных ушей бессмыслицей.
Наконец, далеко за полночь, Анна отвела ее назад в шато, и они уснули, обнявшись, не скинув грязной, окровавленной одежды, а на рассвете проснулись и принялись варить в котлах новый суп и печь новые порции хлеба.
Стоя у печи, Сантэн наклонила голову: она услышала знакомый гул.
— Самолеты! — воскликнула она. — Я совсем забыла о них! Они сегодня летят без меня, это к неудаче!
— Сегодня многих ждет неудача, — хмыкнула Анна, закутывая котел с супом в одеяло, чтобы медленнее остывал, и подтаскивая его к кухонной двери.
На полпути к дороге Сантэн выпрямилась, выпустив ручки тележки.
— Смотри,
Поле кишело людьми. Они сбросили тяжелые ранцы, шлемы и оружие и, голые по пояс или в грязных жилетах, работали под лучами раннего летнего солнца.
— Что они делают, Анна?
Их были тысячи. Ими руководили офицеры. Вооруженные заточенными лопатами, они вгрызались в желтую почву, нагромождали ее длинными грядами и так быстро углублялись в землю, что на глазах многие ушли по колено, а потом и по пояс за вырастающими земляными брустверами.
— Траншеи. — Сантэн сама нашла ответ на свой вопрос. — Траншеи, Анна, они копают новые траншеи.
— Но зачем?
— Потому что… — начала Сантэн и замолчала. Ей не хотелось говорить это вслух. — Потому что им не удержать гряду, — негромко закончила она, и обе посмотрели на высоты, где артиллерийская канонада окрасила светлое утро в желтый цвет порохового дыма.
Дойдя до конца аллеи, они увидели, что движение на дороге застопорилось, противоположные потоки безнадежно перемешались вопреки усилиям военной полиции разъединить их и снова отправить в путь. Одна из санитарных машин съехала на грязную обочину, усугубив общий беспорядок; врач и шофер старались выгрузить из застрявшей машины носилки с ранеными.
— Анна, мы должны им помочь.
Анна была сильной, как мужчина, Сантэн — настроена решительно. Вдвоем они схватились за носилки и вытащили их из канавы.
Врач выбрался из грязи.
— Молодцы, — сказал он, тяжело дыша.
Он был без головного убора, но со змеей и другими эмблемами медицинской службы на воротнике рубашки и белыми с красным крестом повязками на руках.
— А, мадмуазель де Тири! — Он узнал Сантэн, склонившуюся перед ним к носилкам. — Я должен был догадаться, что это вы.
— Конечно, доктор…
Это был тот самый молодой врач, который приехал на мотоцикле лорда Эндрю и помог графу прикончить бутылку «Наполеона» в тот день, когда Майкл потерпел аварию на Северном поле.
Они перенесли носилки к живой изгороди, и врач склонился к неподвижной фигуре под серым одеялом.
— Он может выжить, если помочь ему достаточно быстро. — Он вскочил. — Но трое еще в машине. Надо вытащить их.
Они вместе вытащили из фургона остальные носилки и поставили в ряд.
— С этим все кончено. — Большим и указательным пальцами врач закрыл веки незрячих глаз и прикрыл лицо мертвеца одеялом. — Дорога блокирована, пытаться проехать без толку, и мы потеряем этих остальных, — он показал на ряд носилок, — если не доставим их в укрытие и не сможем ими заняться.
Он смотрел прямо на Сантэн. Она не сразу поняла его вопросительный взгляд.
— Дома в Морт-Омме переполнены, а дорога блокирована, — повторил он.
— Конечно, — быстро сказала Сантэн. — Несите их в шато.