Госэкзамен
Шрифт:
Тадеуш высмеивал излишне формализованный подход и дразнил тем, что он-то славно поохотится и крепко надерётся со старыми друзьями… К чёрту политику!
Дзержинский отшучивался, отругивался, но вынужден был признать, что в карьере политика есть свои минусы, а профессиональная деформация уже начала корёжить праведную марксистскую душу!
– Всё, всё… – засмеялся наконец Феликс, – твоя взяла, пан Тадеуш! Признаю, карьера политика имеет куда как больше минусов, если сравнивать с карьерой инженера! В своё оправдание обязуюсь заниматься на охоте не только делами, но и повеселиться от всей души!
– То-то… – назидательно сказал пан Кошчельный, и они, поговорив ещё немного, удалились
Аляксандр Рыгоравич некоторое время молча лежал под грузовиком, пытаясь переварить услышанное. Получалось… получалось, ему – кровь из носа – надо попасть на эту охоту!
– Я што, не из старой гвардии? – шёпотом произнёс он, накручивая сам себя и придумывая всё новые и новые аргументы как для спора, так и для обиды на Егора, оставившего заслуженного человека без приглашения. Вариант, что механик останется без приглашения, более чем возможен.
Положа руку на сердце, птица он не того полёта, чтобы парить на одном уровне с такими людьми, как Дзержинский или Панкратов. Его удел, это демократичное рукопожатие при встрече, групповые фотографии пятым слева в девятом ряду, да поздравления "к датам", когда начальственная рука самолично пишет несколько строк на открытке.
Он и без того получил немало! Не считая возможности гордиться собой и неизбежных фотографий в учебниках истории (пусть даже и в пресловутом девятом ряду), были преференции не только моральные, но и вполне материальные. Крупный участок под застройку в предместьях разрастающейся Претории, дом в Дурбане, который ныне сдаётся, принося своему владельцу не самые большие, но и далеко не маленькие средства. Наконец, возможность взять кредиты под столь низкий процент, насколько это вообще возможно, будет он решится завести дело, и десятка два не столь очевидных, но вполне ощутимых приятностей.
Если брать "Старую Гвардию" вообще, а тем паче ранжировать их по заслугам перед ЮАС и Кантонами, Аляксандр Рыгоравич влезает в условную роту, как в старые штаны – с большой натяжкой и не застёгивая. А вот если судить с позиций формальных, то… повод для обиды имеется!
Он из тех, Первых! У истоков авиации! Заслуженный человек! А его…
– А вот шишь вам, – прошептал он, выкатываясь на поддоне из-под кузова грузовика, – Аляксандр Рыгоравич всех вас продаст и купит!
Обиды, действительные и мнимые, ржавчиной обгладывали душу механика. Он уже забыл, как после победы ему предлагали карьерный рост, помощь в становлении производства и многое другое. Давай, Рыгоравич! Поможем!
Отказался… по какой уж причине – не важно. Решил, что не вытянет и не стоит прыгать выше головы? Испугался резкого взлёта? Пожалуй.
А потом разъело душу, и как-то так повернулось в его голове, что уже не он сам отказался, а его оттолкнули былые товарищи! А предложения помочь… да право, были ли они!? Это ведь всё так… формально было, неискренне. Без должного уважения!
Аляксандр Рыгоравич искренне считал, что прав именно он, и что это только его решение…
… а Джордж Бергманн, он же Сидней Рейли, он же Зигмунд Маркович Розенблюм, уроженец Одессы, считал иначе…
– Без меня, значит? – прошептал Рыгоравич, не вставая с поддона, – А вот это мы ещё посмотрим!
В голове его закрутились шестерёнки мыслей, отсеивая одну идею за другой и…
– Вот оно, – пробормотал он, улыбаясь так, что позавидовал бы голодный крокодил, – Зазнался Егор Кузьмич, зажрался! Неинтересно ему боле с простым людом ручкаться, в этих… сферах витает! Высших. Ну-ну…
Пройдясь мысленно по поводу зажравшихся начальничков, которые ещё недавно из общей миски холопские щи сёрбали, а сейчас знаться не хотят с былыми товарищами и вообще…
– Рыгоравич, – вытирая замасленные руки чистой тряпицей, окликнул его подошедший коллега – нестарый ещё, но какой-то неказистый, корявый мужичок с вечно взлохмаченной рыжеватой бородёнкой, – ты чавось разлёгси то?
– А? – нервно вздрогнул Аляксандр Рыгоравич и рассмеялся принуждённо, – Задумался, Иваныч, чево тебе?
– Дык ето… – Иваныч не сразу собрался с мыслями, он из тех работяг, что думают руками, а головы им так, для общей комплектности и чтоб шапку носить! А… ну да, ещё есть в неё!
Люди такого рода часто косноязычны и кажутся едва ли не умственно отсталыми. Но стоит им взяться за работу, как становится понятно, что впечатление это обманчиво, а работяга каким-то нутряным чутьём понимает, что и как нужно сделать, нередко давая сто очков форы специалистам с университетскими дипломами.
Используя преимущественно предлоги, мат и неопределённый артикль "бля [21] " для связки оных, работяга тыкает корявым пальцем (неизменный атрибут людей, "думающих" руками) в проблему, тут же предлагая решение и претворяя его в жизнь. А вот объяснить, как это у него получается, он в принципе не сумеет! Чертёж читать, это запросто… а в буковках путается!
21
Экзаменационный билет в американской школе разведки: Перед каким словом в вопросительном предложении – "мужики, кто крайний за пивом?" – надлежит ставить неопределенный артикль "бля"? Да, собственно, везде: – Бля, мужики, кто крайний за пивом? – Мужики, бля, кто крайний за пивом? – Мужики, кто, бля, крайний за пивом? – Мужики, кто крайний, бля, за пивом? – Мужики, кто крайний за пивом, бля? Но, конечно же будет: – Мужики, бля, кто, бля, крайний за пивом, бля? На самом деле все зависит от того какую дополнительную информацию ты хочешь сообщить очереди. Разберем ваши варианты: 1. Какая очередь длинная – то. Ну ничего, постою с мужиками. 2. Вот ведь выстроились тут, а я думал не будет очереди. Как я вас ненавижу, алкашей. 3. Ну вот ведь, конец очереди не найдешь. Ровно в очереди стоять не можете. 4. Ох, ну хот пиво есть. Хотя я предпочел что покрепче 5. Максимально нейтрально. Мужики, я свой.
– Так ето… – повторил работяга, собираясь с мыслями и убирая тряпицу в карман комбинезона, – помочь нужна! Подержать, тово-етово… ну и покумекать вместях, коль время есть.
– Найдём, Иваныч! – дружелюбно отозвался Аляксандр Рыгоравич, вздёргивая себя на ноги и пинком закатывая поддон под грузовик, чтоб не мешался в проходе, – Кому иному, а тебе-то… пошли!
– Заковыка, понимаешь, тово-етово, – идя по широкому проходу меж полуразобранных механизмов и работающих людей, бубнил польщённый Иваныч, искренне считая что не вываливает на человека плохо связанный набор слов, а весьма толково вводит коллегу и приятеля в курс дела, – Инженера, значица, подсуропили, ети их… Кхе! Задачку мне, стал быть, подкинули, сукины дети, а я вот тута…
– Ничево, Иваныч, – отозвался Рыгоравич, подделывая язык под заскорузлые уши коллеги, – я не из тех, которые зажралися. Я как был простяга, таким и остался, не то што ети, из начальства которые!
Проблема Иваныча оказалась из тех, когда одна голова хорошо, а у семи нянек – дитя без глазу.
– Етическая сила! – получасом позже понял наконец суть проблемы Аляксандр Рыгоравич, – Они ж, инженера яйцеголовые, каждый свою часть работы сделали, а как оно вместе будет смотреться, на этом их соображалка и всё! Вот же ж дурни!