Господь, мы поднимаемся

Гаврилов Николай Петрович

Приставленный приором монах откинул капюшон и пристально посмотрел на Стефана. Но мальчик продолжал говорить, не замечая его внимательного взгляда.

Слова возникали как бы из ниоткуда, когда-то услышанные проповеди, отложенные в памяти строки из Священного писания всплывали в сознании без всякого напряжения и складывались в чёткие мысли, как будто нашептанные извне. Возбуждение не проходило, превращаясь в восторженное состояние, заставляющее губы растягиваться в улыбке до боли.

Дети смотрели на него так, словно он сам был ангелом.

Он говорил им о том, как они под пение псалмов дойдут до самого Марселя, войдут по колено

в море, которое никто из них никогда не видел, и море расступится перед ними двумя огромными стенами, обнажая дно. Он говорил, что Земля обетованная, где течет молоко и мёд, встретит их как спасителей, язычники от силы их веры встанут на колени, и по мере их приближения к гробнице Господней в пещере начнёт разгораться синий неземной огонь, постепенно превращаясь в океан света. И когда они исчезнут для мира в этом свете, их там встретит Господь – благой, исполненный нескончаемой радости для каждого человека.

Что им взрослые, говорил пастушок, они уже мертвы. Пусть мертвецы славят друг друга, пусть говорят друг другу приятное, пусть одни мертвецы богатеют за счет других и ставят себе на земле памятники, – но вам, избранным для вечности, до тлена дела нет. Что им их родители, они слепы и грешны, сами постоянно говорят, что грешны, земля притягивает их к себе. Им, детям Бога, незачем их слушать. Они спасут своих родителей – в этом тайна и премудрость Божия. Мир будет спасен через них, детей, но открываться родителям пока нельзя: от своей слепоты они могут воспрепятствовать детям идти в Палестину.

Те же из родителей, которых уже нет на этом свете, – здесь Стефан посмотрел на маленького Патрика, словно что-то знал о его пропавшей маме, – будут отправлены в рай, где бы ни находились их души.

Все слушали его, затаив дыхание.

Он не просто предлагал детям исполнить их извечную мальчишескую мечту о приключениях, о путешествиях в далёкие неизведанные страны, о полной свободе от родительской опеки – пророк предлагал им стать спасителями взрослых, избранниками неба, героями и в этом мире, и в другом. Ему верили безоговорочно. Готовы были следовать за ним прямо сейчас. Сбежать из дома, обмануть родителей, лишь бы последовать к невиданному, древнему, как сама земля, городу, раскинувшемуся на освещённых солнцем холмах. Когда же, как не в детстве, так легко поверить в свою избранность, в свою миссию?

Каждый вечер на ступенях собора собирались приехавшие на ярмарку крестьянские мальчишки. Но были и те, кто находился со Стефаном постоянно. Один их них, мальчишка лет тринадцати, одетый в дворянскую одежду, сидел по правую сторону от пастушка, с заметным высокомерием просматривая на остальных детей.

Потомок знатного рода, он пришёл пешком из Парижа с одной заплечной охотничьей сумкой, в которой лежали две золотые монеты, шёлковый платок умершей матери с вышитым гербом их фамилии, кусок пшеничного хлеба и отсвечивающий синевой по лезвию кинжал с серебряной насечкой на рукояти. Говорили, что Святая земля забрала всех мужчин его рода. Отец и трое его старших братьев были убиты в последнем крестовом походе где-то под Аккрой. За ними вскоре умерла и мать. Все последующие годы мальчик сохранял в своём сердце ненависть к мусульманам, ожидая возможности отомстить. Как только он услышал о Стефане, то сразу сбежал из замка, где жил на воспитании у своей тетки, и пришёл в Сен-Дени, без лишних слов расположившись на ступенях собора вместе с пророком.

– Я пойду с тобой в Иерусалим. Пусть даже

вдвоём, – твердо заявил он Стефану.

Увидев кинжал, Стефан сказал:

– Мы идём воевать одной верой, – но мальчик в ответ только усмехнулся.

По левую руку от Стефана сидел пятилетний мальчик-калека без имени. Нищие привели его с собой на ярмарку, а затем оставили здесь. Мальчик родился с искривлёнными ногами, обычно таких детей нищие носили с собой с младенческого возраста, а когда они подрастали и вызывали уже меньшую жалость, просто бросали, где придется. Сейчас он сидел с выражением безмерной гордости на темном от въевшейся грязи лице. Ему льстило, что дети обращаются с ним как с равным, не прогоняют его, не бьют, наоборот, называют братом, воином во Христе. Как подсолнух поворачивает свою голову за солнцем, так и он постоянно искал взглядом Стефана, где бы тот не находился.

В тот же вечер собравшимися детьми была принесена клятва на крови.

В какой-то момент Стефан сложил вместе два пальца правой руки, словно накладывая крестное знамение, а в другую взял поданный ему нож. Патрик сидел совсем близко от него и успел заметить, что пальцы пророка распухли и почернели от множества глубоких порезов. В следующую минуту Стефан резанул по ним ножом, а затем торжественно поднял оба пальца вверх, как на иконе Спасителя, но уже красными от крови.

Закапало на каменный пол.

В полной тишине то же самое сделали по кругу и все остальные дети. Резали пальцы и прикладывали их к перстам пророка. Когда очередь дошла до Патрика, он, не колеблясь, провёл ножом по коже, дождался, когда кровь зальёт всю ладонь, а затем смешал свою кровь с кровью пророка. Никакой боли при этом он не испытывал, наоборот, было неизведанное никогда раньше чувство братства, необыкновенное волнение, предчувствие чего-то огромного, радостного, светлого, соприкосновение с какой-то тайной, важность которой была несоизмерима со всей земной суетой.

– В этом тайна Божья, – произнёс Стефан, когда все присутствующие исполнили обряд. – Мир будет спасён детьми. Вы разъедетесь по своим городам и сёлам, и каждый из вас расскажет об услышанном другим. Собирайтесь в отряды, сбегайте из дома, на новолуние мы соберёмся в Вандоме. Мы теперь воины света, воинство Христово, и никто нас не остановит. Мы идём подготовить путь Господу.

– И пойдём до конца, – тихо, но веско добавил мальчик-дворянин. Глаза детей блестели. Каждый из них чувствовал себя избранным, словно в его кровь попала частичка крови ангела. Вместо повторения жизни их отцов, вместо привычного мира их деревень, с домами из ивняка, с грязными дворами, с загонами для скота, Стефан звал их за собой в мир чудес. Умные взрослые недооценили этого неграмотного пастушка в залатаной тунике. Они мерили его земной меркой, а он в эту мерку не укладывался. И именно об этом сейчас думал сидящий под колонной монах с медной кружкой.

А ещё он думал о том, что тоже когда-то умел так верить.

Дети разошлись, когда в стрельчатых окнах собора потух последний вечерний свет. Кто-то отправился к своим родителям в обозы, кто-то остался ночевать в храме вместе со Стефаном. Договорились, что на июньское новолуние все пойдут в Вандом. Перед расставанием ещё раз поклялись страшной клятвой, что взрослые ничего не должны знать. Маленький Патрик отправился в темноте на окраину города.

О том, что дома его ждёт разгневанная и ничего не знающая сестра, он вспомнил только подходя к их лачуге.