Господа Магильеры

Соловьев Константин Сергеевич

– Мы не на войне, - сказал Кронберг безразлично. Порция безразличности была щедрее, чем напиток в стакане. И даже лед был отмерян в равных пропорциях.

В глубине роскошных апартаментов Мартина он видел зеркало в богатой раме, и отразившихся в них людей – тяжелого коренастого толстяка в багровом шелковом халате с кистями, развалившегося в кресле с бокалом в руке, и худого строгого господина лет пятидесяти с подкрашенными волосами и тонкими ухоженными усами. Господин этот сидел в кресле вытянувшись, как жердь, и даже гражданский, хорошего сукна, костюм не мог скрыть его военной выправки и напряженной позы.

Господин в костюме выглядел уставшим и нервным. Это ему ужасно не понравилось.

– Ошибаешься, приятель, мы на войне, - Мартин

негромко рыгнул и потер краем бокала нос, - Если стихает шум канонады, это не значит, что война закончилась. Это значит, что обслуга подтаскивает к пушкам новые снаряды. Наша война еще не закончилась. Просто пушки на время замолчали… Но будь уверен, мы их еще услышим. И скорее всего, довольно скоро. Мы все еще на войне. Дело в том, что война сместилась с нейтральных газетных полос в глубокие политические траншеи и дипломатические блиндажи. Раньше мы воевали за клочок земли, теперь – за голоса избирателей и финансовые источники. Ничего, в сущности, не изменилось. И, в отличие от войны кайзера, свою войну мы ведем куда как успешнее. Мы уже стали одной из ведущих политических сил во всей Германии. В этом году Гинденбурга нам не свалить, но помяни мое слово, на следующих выборах мы возьмем свое…

Кажется, Мартин опять собирался приступить к одному из своих бесконечных монологов. Форма их постоянно менялась, но суть Кронберг давно понял. Суть эта оставалась неизменной. Менялась форма, но основные тезисы были легко узнаваемы, как знакомые до мельчайших деталей силуэты британских линкоров.

Кайзер, бросивший цвет магильерства в бессмысленную мясорубку войны, предавший своих верных слуг, на чьих плечах столько лет держалась династия. Подлые социалисты, ударившие в спину и видящие в магильерах лишь имперских псов, достойных живодерни. Французы, которые хотят выжать Германию досуха, до той степени слабости, чтоб она не могла даже протестовать против непомерных репараций. Ну и, конечно, затаившиеся коммунисты, которые пытаются улучить момент и вновь нанести смертоносный удар.

Некоторые тезисы казались Кронбергу не грозными линкорами, а смазанными низкими силуэтами подводных лодок, которые сложно различить на фоне волн, но которые, в то же время, таят в себе огромную опасность. Германию надо спасать. И сделать это сможет лишь спаянная сила, способная действовать организованно, решительно и сплоченно. Этой силы нет у социалистов, у анархистов, у Гинденбурга, даже у коммунистов. Она есть только у тех, кто с рождения привык чувствовать себя опорой государства, быть членом особой касты, скрытой в германском народе, но, в то же время, всегда державшейся наособицу. Сила поднять Германию и вести ее вперед есть только у магильеров, брошенных и преданных слуг империи. Но политическая война – особая война, тут нет атак во фронт, а стрекот газетных станков эффективнее пулеметного заграждения…

Иногда Кронбергу казалось, что море, в котором плавают идеи Мартина и его партийного руководства, гораздо глубже и опаснее, чем кажется им самим. Но, считая себя профаном в политике, он никогда не говорил этого вслух. Может, из-за этого его и считали профессионалом.

– Хватит. Я все понял, - Кронберг выставил вперед ладони, - Политика – это ваша стихия. Так ты не назовешь мне имя?

– А оно действительно тебе надо?

– Не глупи, Мартин. Ваша партийная конспирация зачастую совершенно бессмысленна. Все равно на следующий день газеты напечатают некролог в черной рамке, где будет написано, как выдающийся сын Германии нелепо погиб во время купания… Ведь будет, так?

Мартин усмехнулся. И подмигнул Кронбергу:

– Будет. Ладно, ты прав, глупо плодить секретность там, где ей не место. Его зовут Штрассер. Грегор Штрассер [28] , если тебе это что-то скажет.

– Ничего не говорит.

– Я так и думал. Тем лучше.

– Кто он? Социалист?

– Ну что ты. Где ты видел социалистов с таким умным лицом?..

– Анархист? Коммунист?

– Снова

нет. Скажем так, одно время он относился к числу наших союзников. Не очень долго, к сожалению.

28

Грегор Штрассер (нем. Gregor Strasser; 31 мая 1892 — 30 июня 1934), в нашей реальности - один из основателей и лидеров НСДАП, убитый во время «ночи длинных ножей» из-за расхождений по политическим вопросам с Гитлером, Гиммлером и Герингом.

– Слишком хитер?

– Слишком жаден, - вздохнул Мартин, - Некоторым союзникам это качество долго можно прощать. Но Штрассер определенно израсходовал отпущенный ему запас терпения. Одно время он помогал нам по части пропаганды и организационной работы, а его брат сейчас выпускает «Берлинскую рабочую газету».

– Редко читаю газеты.

– Не читай вовсе. Помои для свиней. Причем все, вне зависимости от названия. Так вот, с некоторых пор Штрассер решил, что наша партия недостаточно заинтересована в его услугах. Исключительно политический аспект. С тех пор, как наш старик Дрекслер поднял в рейхстаге вопрос о том, чтоб реабилитировать магильеров… Ты же понимаешь, что мы всегда зондируем почву на счет этого и осторожно продавливаем позиции. Некоторых это пугает. Большей частью это безумные старики, но есть среди них и иная публика. Из тех, что яростно противятся реставрации старых традиций. Нашему возвращению, проще говоря.

– А Штрассер? – коротко спросил Кронберг. Он терпеть не мог долгие политические беседы, в процессе которых нередко терял нить рассуждения. В отличие от Мартина, который в этой стихии ощущал себя благотворно и уверенно, как рыба в воде.

– Он решил уйти от Дрекслера. От нас. Предложить свои услуги… другим игрокам. Нашел себе достаточно влиятельного покровителя из гинденбургских птенцов, имеющего свою, весьма крепкую, партийную платформу. Судя по всему, Штрассер планирует стать нашим противником, используя накопленный политический вес и, конечно, «Берлинскую рабочую газету», - Мартин поддался вперед, опершись о подлокотники кресла, и Кронбергу на миг показалось, что под его шелковым халатом еще остались крепкие мышцы, - Его газета может стать рупором враждебной нам силы. Громить наши с Дрекслером позиции, клеймить проклятых магильеров и морочить честным людям головы. Партия считает, что это неправильно. Партия считает, тебе надо им заняться.

Кронберг убрал фотокарточку в карман. Позже он сожжет ее, как только убедится в том, что хорошо запомнил лицо.

– Бывший военный?

– Иных сейчас в политике не бывает. Хауптман, два Железных креста на Западном фронте.

– Наверняка, готов к покушениям и хорошо защищен, - предположил Кронберг, - Пистолет под пиджаком, куча крепких парней вокруг, а то и что посерьезней.

– Аплодирую твоей проницательности. Как догадался?

– Иначе бы вы ко мне не обратились.

– Молодец, соображаешь, - Мартин поджал губы, - Штрассер осторожен, и неудивительно. Мы же сами его и выдрессировали. Но что поделать. Дрекслер не любит, когда сопляки вроде Штрассера мнят себя великими игроками. Как показывает практика, проще натаскать еще пару сопляков, чем разбираться с очередным самоуверенным выскочкой, уверенным в том, что ухватил удачу за шею.

– Оставь политику, она меня не интересует. Что с его безопасностью?

– На уровне. Прочный дом, верные друзья и неподкупные любовницы. Бронированный автомобиль, вроде тех, в которых американские полицейские гоняются за бутлегерами. Должно быть, удивительно счастливый человек…

Кронберг кивнул самому себе.

– Ясно. Значит, будем планомерно взламывать оборону?

– Этого не потребуется. Цени прежде всего не артиллерию, а разведку, дорогой мой! В его обороне есть брешь, в которую мы введем наши пехотные части. Видишь ли, штурм не потребуется. Штрассер слишком любит купальни Хайлигендамма, ездит туда каждое лето на десять дней. Эй, прекрати, что ты делаешь!