Господин Белло и волшебный элексир
Шрифт:
Я стал кормить Белло. Он внимательно следил за мной большими карими глазами и терпеливо ждал, пока я ложкой выгребал собачьи консервы, и начал есть только тогда, когда я кивнул ему и сказал:
— Ну, лопай, Белло.
Позже я ещё раз вывел его погулять, чтобы он сделал «свои дела», как называл это папа. Он всё время послушно шёл рядом, поводок больше не натягивал и имел вполне довольный вид, когда мы вернулись. Поводок я отцепил, и Белло сразу улёгся в моей комнате на одеяло, причём сперва трижды покрутился на одном месте.
Я
— Почему он крутится, прежде чем улечься?
— Потому что дикие собаки раньше спали в высокой степной траве и им приходилось приминать её лапами. Так они устраивали себе мягкую постель, — объяснил папа.
— Но ведь совсем необязательно приминать одеяло?! — удивился я.
— А у Белло сохранилась привычка с тех времен, когда собаки были дикими и жили стаями.
Позже, когда я почистил зубы и вернулся в свою комнату в пижаме, Белло мирно лежал на одеяле, раскинув лапы в стороны.
— Спокойной ночи, Белло. Приятных снов, — пожелал я, погладил его по шёрстке и лёг на кровать. Но не успел я выключить свет, как Белло вскочил и весь напрягся. — Что случилось? — спросил я.
И в тот же миг всё понял. Снаружи опять донёсся собачий лай. Белло так же, как и раньше, выскочил из моей комнаты. Он скулил, повизгивал, выл и рвался на свободу.
Папа распахнул окно гостиной, Белло упёрся передними лапами в подоконник и стал лаять на улицу. Собаки ответили ему. Это было очень похоже на разговор. Один пёс лаял, другой ему отвечал, потом вмешивался Белло, тоже лаял, потом внимательно слушал, пока первый выступал с речью.
Папа из предосторожности держал Белло за поводок.
— Не хватало ещё, чтобы он выпрыгнул из окна, — приговаривал он при этом.
— А что, разве все собаки такие? — спросил я. — И ночью обязательно рвутся на волю?
— Нет. Обычно собаки охотно ночуют под крышей. Я думаю, это у Белло оттого, что он бесхозный. И эти его друзья, с которыми он переговаривается, вероятно, такие же бродяжки, как он. Наверное, ночью они вместе отправляются на охоту и теперь спохватились, что Белло среди них нет.
Когда собачий лай стих, Белло успокоился и послушно поплёлся за мной в детскую. Там он улёгся на своё одеяло, я — в свою кровать, и мы с ним одновременно заснули.
На следующий день я опять ходил с Белло гулять, кормил его, а потом играл с ним дома в прятки. Выглядело это так: я говорил: «Сидеть!» — и он послушно сидел в детской, а я прятался под папину кровать или за кухонный шкаф. Спрятавшись, я кричал: «Белло, ищи меня!» Но куда бы я ни спрятался, Белло сразу же, без всяких поисков и блужданий, прибегал ко мне и останавливался, виляя хвостом. Мы с ним играли всю вторую половину дня.
А потом наступил вечер, которого я никогда не забуду, даже если доживу до пятидесяти или до ста лет.
В тот вечер папы не было дома, он был в клубе. В конце недели папа всегда ходит в клуб «Франц Шуберт». Он поёт в хоре. Господин Эдгар тоже член клуба и даже его дирижёр. После спевки они с папой частенько идут куда-нибудь выпить по кружке пива. Поэтому папа очень поздно возвращается домой.
Итак, мы с Белло были одни, когда снаружи опять донёсся собачий лай. Белло забеспокоился. Выл, скулил, то и дело просительно поглядывал на меня и всем своим видом показывал, что хочет на улицу. Я почувствовал, что долго не выдержу, и подумал: «Может, удастся как-нибудь его
Я спустился с Белло вниз, до самого конца лестницы, мимо нашей двери, и через чёрный ход вошёл в аптеку.
За день до этого я взял здесь карамель с виноградным вкусом и бросил одну конфетку Белло. Он поймал её на лету, и она ему так понравилась, что он встал на задние лапы и стал служить, выпрашивая ещё.
Но второй карамельки он не получил, потому что папа вычитал в книжке «Как я воспитываю собаку», что собакам нельзя давать сладкого.
Я подумал, что ещё одна крошечная конфета не повредит такой большой собаке. Конечно же не повредит. И если я сейчас разрешу Белло лизнуть конфетку, а потом подброшу её вверх и он её поймает, ему понравится игра и он забудет о своих друзьях.
Я не стал зажигать свет, чтобы меня не увидели с улицы. Поводок я выпустил из рук. Здесь, в аптеке, пёс никуда не сможет удрать. Пока я осваивался в темноте, я услышал, что Белло через открытую дверь вошёл в заднюю комнату, то есть в лабораторию, и принялся всё обнюхивать. Этого нельзя было допускать, там находилось много папиных химикатов, которые лизать категорически запрещалось. И я решительно включил свет.
Белло как раз приготовился задрать лапу под мандариновым деревом.
— Эй, Белло, тебе не разрешается писать в доме! — крикнул я, поднял с пола поводок и попытался оттащить собаку от окна.
Тут-то всё и случилось. Вероятно, я толкнул локтем бутыль с голубым эликсиром. Во всяком случае, она упала со стола, разбилась, и жидкость растеклась по полу. Белло тут же принялся лакать голубой сок, который явно пришёлся ему по вкусу. Вероятно, он решил, что я угостил его лакомством.
— Нет, Белло! Нельзя! — кричал я. — Эта жидкость, наверное, ядовита!
Но было поздно.
Сначала ничего не произошло. Потом Белло начал издавать какие-то странные звуки. Но исходили они не из гортани, а от всего его тела. Как будто у собаки трещали кости. Белло вытянулся в длину и встал на задние лапы; он всё рос и рос, морда его стала почти плоской, длинные уши — круглыми и мясистыми, потом исчезла длинная шерсть, — и передо мной оказался человек с густыми волосами на голове и с собачьим ошейником на шее, на котором болтался поводок.
Эликсир превратил Белло в человеческое существо.
Это существо смотрело на меня с не меньшим изумлением, чем я на него.
— М-м-м-м… — мямлил он. А потом глубоким, мощным басом: — М-а-а-кс! — И ещё раз, уже чётко: — Макс!
— Белло, ты… человек! — пролепетал я, едва ворочая языком.
— «Ты — чевекк!», — повторил он. Потом оглядел себя и кивнул: — Да, ты — чевекк.
— Нет, ты! Ты — человек. Теперь скажи: «Я — человек».
— Хм-м, — не понял он.