Господин Чичиков
Шрифт:
Жека следил за мужиком и думал со звериной тоской, что ему, Жеке, не дано, как этому безвестному малому, оставаться нечувствительным к тому, что принято называть бедами. Тот сразу родился нечувствительным ко всему, что так страшит человека образованного и рефлексирующего. Ни одна черта на лице не выказывает ни мук совести, ни хоть какой-то причастности к вечной борьбе добра со злом. Проедет мужик мимо Жекиной тачки, и только лишь она исчезнет из его поля зрения – исчезнут и она, и ее хозяин из памяти мужика. Точно так же в миг смерти исчезнет из его памяти вся прожитая
Проводив взглядом в зеркале заднего вида телегу с мужиком, Жека взялся за ключ зажигания, чтобы ехать. Но вдруг усмехнулся новой мысли: на дорогах встречаются порой не только люди, но и ангелы, и бесы в образе человеческом. Разве стал бы он, Евгений Миокард, завидовать человеку, простому мужику, быть может, даже алкоголику? Сперва сгоряча Жека решил, что не стал бы, но потом, уже тронув машину, рассудил – отчего бы и не позавидовать простому человеку? Завидовать или нет – вопрос вовсе не праздный. Ответ на него указывал на самое Жекину суть, ядро, так сказать, его психики. На чем он конкретно «приплыл» в своей жизни, которую еще полчаса назад столь решительно перечеркнул? На простом человеческом счастье или на сверчеловеческом, тоже по-своему простом, но все же, на взгляд человека, особом? Мысли о потаенных свойствах собственного «я» на время отвлекли Жеку от неприятных воспоминаний.
А потом он приехал в Москву и растворился в море обитателей столичного города, исчезнув навсегда из нашей истории. Может быть, погрузился он в обыкновенное прозябание то есть, обустраивал быт, зарабатывал деньги и ненавидел людей. А может быть, неожиданно сделался философом и защитил диссертацию, в которой доказывал, что сверхсущество, причастное потусторонним тайнам бытия, вполне способно выглядеть в наших глазах как самый простой мужик, умеющий гнать самогон и пить его и не ведающий, до чего же все-таки тошнотворен запах навоза. И только уже получив ученую степень, в качестве философа погрузился в то самое прозябание.
В наступивших, наконец, поздних летних сумерках в переулок, тупиком выходивший к ограде заднего двора «больнички», подъехала потрепанная иномарка неопрятной наружности, старый, видавший виды «Форд». Вышли из нее Клоп и Шайба. Отправивший их на дело Спелый в это время «отрабатывал» алиби в ресторане «У «Титаника».
Клоп вытащил из-под черной с белым пауком майки «берету» и поинтересовался мнением напарника:
– Как валить будем – с музыкой или по-тихому?
– По-тихому будет как в Америке, – важно ответил Шайба. – Красиво, как в кино.
– Ты как в кино только девок трахаешь, – хохотнул Клоп и стал накручивать на ствол глушитель.
Ему и самому хотелось хоть разок в жизни сделать все как в кино – большой «ствол» с «глушаком», аккуратные дырочки в убитых, а убитых – не меньше дюжины, и все валятся, как кегли.
– Сейчас с черного зайдем, – стал объяснять он задачу. – Вали кого увидишь. И не забудь – молодого валить сразу,
– Че ты кипешуешь? Босс прокололся, потому как ствола у него не было при себе. А у нас есть. Любого Кашпировского замочу, хоть в глаз.
– И смотри, чтоб девку не подстрелил.
– Не учи отца, как детей делать.
– Все, хорош базарить. Пошли.
– Я впереди.
– Да без вопросов, Брат-2 ты наш.
В невысоком заборе, огораживавшем двор «больнички», обнаружился проход: народ, сокращавший так себе путь, давным-давно выломал пару железных прутьев. Габаритный Шайба не без труда протиснулся в проем, зацепившись пуговицей пиджака, – на это выдающееся дело он пошел при полном параде, – и хриплым шепотом выругался.
Небо было затянуто тучами. Задний двор «больнички» ничем не освещался. То и дело под ногами попадались железные предметы, битый кирпич и стекло, снесенные сюда ремонтниками, что работали по заказу Артема, облагораживая внутренности бывшего специзолятора. Возле самих дверей стояли мусорные баки, от них несло тошнотворной вонью.
– Слышь, Шайба, – шепнул Клоп, – зря ты костюмчик напялил.
– Ты не ссы. Все должно быть ништяк.
– Посвети, давай, ни хрена не видно.
Щайба щелкнул зиппером, зажигалкой не из дешевых, и дрожащий огонек осветил замочную скважину.
– От черного хода – этот, – нашел в связке нужный ключ Клоп. – Я открываю, а ты – вперед. Сразу из коридора налево.
– Да мне похрен где мочить – налево или направо.
– Давай, пошел.
Шайба шумно выдохнул и порысачил вдоль стены.
– Вот суки, электричества им жалко, – прогудел он в темноте.
– Тихо, придурок. Видишь, вон свет выбивает? Там вестибюль с вахтером и пульт с сигнализацией. Оттуда и начнем.
Шайба лихо выскочил в холл и, подняв пистолет двумя руками, прицелился в сидевшую в кабинке вахтершу.
Знал бы новоявленный Брат-2, что за вахтерша там сидит. В кабинке заседала женщина-«мертвяк». Она тускло улыбнулась, и когда тонко звякнуло простреленное стекло, каким-то вялым, неинтересным движением извлекла пулю из правого глаза и отшвырнула в сторону. Потом хлопнула ладонью по образовавшейся на лице дырке, и вновь возник глаз.
Шайба выстрелил еще три раза, прежде чем сообразил, что дело здесь нечисто.
– Ты чего, дура, сидишь? – непонятно зачем спросил, наконец, он.
– Да, влипли… – откомментировал из-за его плеча Клоп. – Вот это подстава. Ну, Спелый, ну, босс. Ну, мудило. Рвем когти, братишка.
– Как же это? – все не мог опомниться Шайба. – Чего она сидит? А может, кукла? Робот хренов?
– Ага, Терминатор, – съзявил напарник. – Хотел Голливуда – получай, блин.
– Вы, товарищи, к кому? – вдруг заговорила вахтерша.
– Валим, Шайба. – Тянул того за рукав Клоп.
– Мы, э-э… – зачем-то ответил старой карге Шайба.
– Наверное, в изолятор? – продолжала вахтерша.
– Э-э… типа да.
– Ну, так вам вон туда. Там освещено. Там вам будет хорошо.
– Можно, да? – севшим голосом полного уже дегенерата спросил Шайба.