Господин горных дорог
Шрифт:
Примечания:
* Хветродуй-старшой - приблизительно соответствует нашему ноябрю. Оба хветродуя у куритских крестьян считаются одним месяцем, просто двухчастным.
* - Всякое дыхание славит господа.
– это нужно сказать при встрече с благорасположенным мертвецом. Он ответит "И я хвалю", и можно будет узнать, что не дает человеку успокоиться в мире. Первая фраза - окончание 150-го псалма Давида ("Хвалите Бога во святыне его...")
3. Ангел
Не зови меня за собою...
Хелависа
Старая Летца умерла накануне Рождества, как приставляются все ведьмы. Кела почти не испытала никакой потери, ничего не переменилось. Ее тут же сочли колдуньей, раз именно она - мало того, что внучка - оставалась с Летцей до последнего вздоха старухи. Теперь к Келе шли со всеми бедами, но дверь дома почти всегда оставалась заперта.
Злобник* выдался ненастный, бури не утихали неделями. Кела вышивала красными нитками по холстине, почти не выглядывая на улицу, или читала истрепанные, заученные наизусть однообразные жития. Третья седьмица злобника перевалила за середину. Келу разбудил громкий стук в дверь, крики и чьи-то визгливые причитания. Накинув поверх сорочки толстую вязАную шаль, Кела отодвинула засов и выглянула наружу, сразу же наткнувшись взглядом на беспокойные черные глазки старосты. После того, как его непутевого младшего сына сразил весьма неприятный и срамной недуг, Божка стал относиться к Келе с опаской и даже с некоторым уважением. Впрочем, это не заставило девушку снять порчу.
– Чего тебе, батюшка?
– хмуро спросила Кела.
– Заботам твоим, матушка! Занесло окаянного в такой буран к нашей деревне. Уж ты обогрей путника.
Кела похолодела. Все это так неприятно напомнило осень. Она раскрыла, тем не менее, дверь пошире, позволяя внести завернутое в меха тело; его положили на стол, как когда-то Григора, а рядом опустилась с негромким стуком крынка и полголовы сыра. Кела молча указала односельчанам на дверь, громко щелкнула задвижкой и вернулась к столу. Незнакомец дышал хрипло, но довольно ровно. Освободив его от задубевшей на морозе овчины и нескольких подбитых мехом плащей, Кела вытащила из крепко стиснутых рук мужчины перевязАную бечевой стопку книг, и обхватила себя за плечи. Продолжать разоблачение чужака не хотелось: во-первых, он был мужчиной, а во-вторых - совершенно незнакомым.
– Ты ведешь себя, как все они!
– громко укорила себя Кела.
Она принесла с чердака тюфяки и сделала у печки вполне сносную постель, обмыла закоченевшее тело незнакомца теплой водой, укутала его в одеяло и принялась за приготовление лекарства. При этом Кела не могла не разглядывать чужака, задаваясь вопросом, все ли городские так... необычны? И если да, то каковы же у них женщины?
Чужак походил на ангела, как его пишут на иконах - белокурый, с тонкими чертами лица. Если уж так, то Григор с его смоляными волосами и горбатым носом походил на самого дьявола. Отогнав прочь мысли о покойнике-муже, Кела смочила губы "ангела" отваром и занялась уборкой. Все вещи горожанина она убрала в сундук и вдруг сообразила, что среди них нет ни денег, ни документов; паспорта, который, говорят, есть у каждого городского. Неужели староста еще и обворовывает путешественников? Впрочем, эта догадка не особенно поразила Келу - откуда еще нищей деревне, где делают только кислое вино, раздобыть денег?
Кела захлопнула сундук, подлила в лампу масла и села за вышивку. Спать все равно было невозможно. Спустя полчаса чужак очнулся и едва слышным голосом попросил воды. Кела вздрогнула от непрошенных воспоминаний, с усилием отогнала их и кинулась выполнять просьбу. Ангел пил жадно, захлебываясь, кашляя. Кела мягко отняла у него ковшик, ласково увещевая. Нежно-серые глаза чужака уставились на нее непонимающе.
– Вы в безопасности, в тепле, - шепнула Кела.
– Спите.
Утром чужака разбудил запах еды, и он некоторое время наблюдал, как Кела, на ходу скалывая на затылке немного отросшие волосы, суетится у печи.
– Можно воды, хозяйка?
– попросил ангел.
Кела склонилась над ним с ковшиком и ободряюще улыбнулась. В нос ударил пряный запах трав.
– Выпейте это. Отвар живо поставит вас на ноги.
Чужак сделал глоток, поймал руку женщины и сжал.
– Где я?
Кела моргнула. Не нужно ничего вспоминать!
– Это Загоржа, маленькая деревенька рядом со старогоржанским перевалом. Меня зовут Кела.
– Абель, - шепнул ангел и закрыл глаза.
Он выздоравливал быстро, и уже спустя седмицу ходил. Абель проявлял излишний интерес к деревенской жизни, и Кела с трудом могла удержать его в четырех стенах. Загоржане посматривали на ее дом враждебно, но в этом не было ничего нового.
Абель не переставал расспрашивать Келу, объясняя свое любопытство тем, что деревенский уклад не меняется веками.
– Представляете, вы живете, как при короле Анри Восьмом!
– восклицал Абель.
– При ком?
– не выдержала однажды Кела.
В этот вечер она села за прялку, отгоняя видение темной фигуры за копылом* и волосяной кудели.
Абеля вопрос несказанно удивил.
– Анри Восьмой? Он правил страной три столетия назад! Неужели вы не знали?
– А зачем мне?
– пожала плечами Кела.
– Король далеко, за перевалами. Сейчас кто правит?
– Аугустус Петер, - мрачно ответил Абель.
– я просто удивляюсь, как вы, пусть вы и крестьяне-горцы, можете настолько безразлично относиться к тому, кто правит страной?!
– Нас волнует наш скот, дающий молоко, мясо и шерсть; наши виноградники; наши маленький поля и горы, отнимающие наших мужчин, - сухо сказала Кела, поправляя траурный белый платок.
– Простите, - потупился Абель.
– Расскажите мне о городах, - Кела сжалилась и улыбнулась почти тепло.