Господин горных дорог
Шрифт:
Еще два тела нашли почти на закате чуть южнее перевала, в неглубоком ущелье. Безумная поминальная гульбина развернулась очень быстро, словно ее готовили долгие месяцы, и втянула в себя даже отца Афония. Трое молодых людей появились в овине уже пьяные, без труда отбросили бревно-щеколду и запалили лампу в опасной близости от снопа. Заводила - младший сын старосты, Офр, начал развязывать пояс. В любое другое время Кела успела бы убежать. Собственно, такое однажды уже было, и Офр с тех пор крепко невзлюбил ее. Но
Насильники изодрали в лоскуты ее рубаху, избитая спина почувствовала грубое прикосновение земли и соломы. От троих несло перегаром, чесноком и перцем, а руки у них были горячи, как угли. Прикосновения мужа вызывали у Келы только легкое отвращение и холодность, из-за этих лапищ она чувствовала жуткий стыд и боль. Наконец парни уснули, слишком пьяные и способные только на слюнявые вонючие поцелуи и удары кулаками. Кела с трудом поднялась, завернулась в оставшиеся от рубахи лохмотья и побрела прочь от овина, морщась от уколов ледяного дождя с мелкой крупкой снега.
В доме все было перевернуто вверх дном, хорошо, хоть с петель не снесли. Кела обтерлась скомканным рушником, вытащила из-под перевернутого сундука рубаху и взвыла из-за прикосновения грубой холстины к рубцам. Лечь было страшно, потому что запора на двери больше не было. Кела устало опустилась на лавку и прижалась щекой к холодной печи.
О приходе Григора она узнала по едва слышному шороху и легкому запаху земли. Мертвеч стоял посреди комнаты, мрачно изучая разгром, потом легко перевернул опрокинутый стол и посмотрел на Келу. Она встала, делая ему навстречу осторожный шаг.
– Ты бродишь с горными духами, Григор, ты должен был видеть самого князя гор. Попроси Господина за заплутавшего охотника.
Мертвец покачал головой.
– Ему уже ничем не помочь.
– Григор!
– взмолилась Кела.
– Ты получишь все, что пожелаешь. Мое тело. Мою душу.
Она резко нервно дернула завязки, и последняя защита соскользнула с плеч к ее ногам.
– Твои волосы?
– насмешливо предположил мертвец.
Кела протянула руку, сняла с крючка ножницы и обрезала спутанные косы у шеи. Протянула их призраку.
– Мои волосы.
Григор взял их, свернул в кольцо и прицепил к чудом уцелевшей, только потерявшей один зуб прялке. Потом подошел вплотную к Келе. Та внутренне сжалась, но заставила себя выпрямиться. Узкая горячая кисть коснулась ее плеча, смахивая обрезанные волоски. Кела почувствовала, как слезы застилают глаза.
– Все загоржские охотники погибли, причем, по собственной глупости, - шепнул Григор.
– Я не смог бы им помочь, даже если бы захотел. Я и не хочу.
Мертвец ласково погладил плачущую Келу по щеке. Она упала на колени, бессвязно умоляя его попросить за деревню. Обещала все, совершенно все. Григор присел
– Они обидели тебя, девочка, они должны получить по заслугам, - прошептал мертвец.
– Деревню давно пора снести с лица земли.
Кела замотала головой.
– Не надо! Оставь их!
Мертвец погладил ее остриженную голову.
– Ты такая глупышка, Кела. Но ты спасла Загоржу.
– Ты попросишь у Господина?
– Кела подняла голову, пытаясь разглядеть в тусклом свете лампы глаза мужа.
– Да.
Кела слабо улыбнулась. Потом вдруг помрачнела.
– Хветродую завтра конец?
Мертвец кивнул.
– Ты не придешь больше? Я... Господин ведь отпускает души только до конца луны...
Мертвец вновь кивнул.
– Я больше не беспокою тебя.
Кела присела на край стола и царапнула гладкую поверхность досок. Мертвец склонился и поцеловал ее.
– Береги себя, Кела.
Он вынудил ее лечь на лавку, осторожно накрыл одеялом. Глаза Келы закрылись сами собой, тихий шелест погрузил ее в дрему. Ей грезилась тонкая темная фигура, которая прядет из ее волос нить и тихо что-то напевает.
– Разве можно выпрясть из волос?
– удивилась Кела во все.
– Прясть можно даже из соломы, девочка моя, - ответила тень голосом мертвеца Григора.
– Нужно просто уметь.
Кела проснулась, когда солнце было уже высоко. В доме царил идеальный порядок, словно погром ей пригрезился. В деревянной плошке на столе лежали несколько клубков тонкой медной нити, очень нежной Наощупь. Кела оделась, стараясь не обращать внимание на боль от соприкосновения избитой спины и ткани, и осторожно выглянула за дверь. Односельчане имели весьма потрепанный вид, и весть о находке последнего тела должного впечатления на них не произвела. Только отец Афоний пытался готовиться к отпеванию.
Кела заперлась в доме, спрятала клубки в сундук и взялась за колдовство. Она пощадила бы любого, она не смогла отравить в первую ночь мужа, но обидчиков она наградила небольшим проклятьем. И ощутила неприятное злорадство.
На отпевание Кела пришла в траурном белом, вежливо раскланялась со старостой, но разговаривать с ним не стала. С того дня соседи стали относиться к ней с удвоенной настороженностью, с затаенной злобой, но трогать не смели. Григор больше не появлялся, и Кела с удивлением поняла, что ей не хватает его присутствия; его прикосновений, которые при жизни были такими холодными, а по смотри - теплыми и ласковыми. У нее даже не было могилы, на которую можно было сходить. В память о муже остались только четыре клубка странных ниток.