Господин Изобретатель. Книги 1-6
Шрифт:
— Я очень рад, — сказал профессор, — ведь немцы бились не один десяток лет над этой проблемой, а у отечественных изобретателей получилось. Хотя, я вижу по вам, что не все проходило гладко, да и ротмистр Агеев мне сказал, что в прошлом году вы сильно пострадали при взрыве, а ваш товарищ погиб. Если это было связано со свойствами тринитротолуола, то для меня загадка, как мог произойти такой взрыв, ведь, по сути, это вещество очень стабильно, и, чтобы инициировать взрыв, надо постараться.
— Вы правы, профессор, — ответил я, тринитротолуол действительно очень стабилен, он не боится открытого огня, удара, не намокает и не разлагается при избыточной влажности как пироксилин и не приносит неприятных сюрпризов, спонтанно взрываясь как лиддит, он же тринитрофенол. Единственная проблема — правильный подрыв заряда, но, будем считать, это уже решенная проблема.
— Хорошо, если это так. Я привез из поездки во Францию 5 фунтов бездымного пороха на основе пироксилина и почти столько же — мелинита. [69] Пришлось отправлять этот
69
В литературе советского периода гуляла байка, повторяемая и поныне, о том, что великий Менделеев придумал свой бездымный порох, изучив расписание французских железных дорог. Много бы он почерпнул из расписания, даже зная, куда и с каким грузом идут поезда — а про это ни в одном справочнике не пишут, нужна агентура на железной дороге (и не на одной), к тому же менделеевский порох был на пироколлодии, а французские поезда никак не могли возить это вещество — у французов его не было. Так что замполиты, придумавшие эту сказочку, просто не знали, что у французского и менделеевского пороха разная основа. Образцы бездымного пороха на основе пироксилина французы ему просто подарили, а управляющий британским королевским арсеналом сэр Эйбел (Abel), которого у нас упорно именуют Абелем (видимо имея в виду советского разведсика Абеля/Фишера) лично вручил два килограмма мелинита. При этом подразумевалось, что русские не обладают промышленностью для выработки таких ВВ и все равно обратятся к иностранцам (что, собственно, и произошло). Отечественной разработкой оказался только пироколлодиевый бездымный порох Менделеева.
70
Так раньше называли военных атташе.
— Хотя, основной моей задачей является разработка отечественного бездымного пороха, — продолжил Менделеев, — я все равно помогу вам с испытаниями тринитротолуола для начинки снарядов.
— Я не очень осведомлен о мощностях нашей промышленности, — признался я, — но знаю, что вы уделяли существенное внимание переработке естественных богатств России, а именно, нефти и угля. Страна наша как никакая другая богата сырьем и один из путей повышения могущества державы — торговать не сырьем, а продуктами его переработки.
— Я совершенно с вами согласен, коллега! — воскликнул великий химик. — Ведь топить котлы нефтью — все равно, что топить ассигнациями! Я знаком с работами инженера Шухова по крекинг-процессу для получения легких фракций из нефти. Год назад он опубликовал работу с рисунком этого аппарата и подал заявку на привилегию и на международные патенты. [71] Крекинг нефти — непрерывный процесс, открывающий путь к огромному количеству продуктов перегонки, включая бензол и толуол. То же самое можно сказать и про коксование угля как источник фенола. То есть, сырьем для анилинового синтеза и толуолом Российская империя обеспечена как никакая другая держава. Теперь нужно не дать зарубежным магнатам скупить все по дешевке и заставить русских втридорога покупать продукцию, сделанную из их сырья, вы поняли, коллега, что я имею в виду компанию господина Нобеля.
71
Этот патент сыграет ключевую роль в патентном суде 1923 г. где рассматривались две установки — Шухова и американского инженера Бартона, который подал заявку на подобный аппарат в 1920 г. Суд признал первенство Шухова и позволил Рокфеллеру с его "Станлард Ойл" утопить конкурента "Синклер Ойл", пользовавшейся методом Бартона. Впрочем, США не признавали СССР, поэтому патент Шухова Рокфеллер продолжал использовать бесплатно…
— Уважаемый Дмитрий Иванович, — я попытался перевести разговор на более животрепещущую тему. — Как я понял, сырьем для синтеза тринитротолуола Россия обеспечена, вот только кто его будет делать?
— Дорогой Александр Павлович! — я тоже много думаю над этим, ответил Менделеев. — Вот только государственная машина очень неповоротлива. Боюсь, что без отечественного частного предпринимательства здесь не обойтись. Как вы поняли, я очень не хочу проникновения иностранного капитала в Россию — мы и глазом не успеем моргнуть, как окажемся босы и раздеты, да еще и должны им. У меня весьма доверительные отношения с промышленниками Ушковыми из Вятской губернии, там я и планирую производство российского бездымного пороха.
— Я поддерживаю ваши идеи относительно русских промышленников и их заводов, — я выразил согласие с мыслями профессора (все же я не терял надежды уговорить деда на выпуск тринитротолуола, к чему нам какой-то Ушков, да еще в Вятке). — Но вот опасаюсь, справится ли Семен Васильевич с синтезом нескольких пудов тринитротолуола? Я видел его лабораторию и она произвела на меня весьма скромное впечатление.
— Семен Васильевич — истинный подвижник своего дела! — попытался рассеять свои сомнения Менделеев. — Он все свое жалованье отдает на лабораторию, не забывает и своих лаборантов-унтеров, которых сам же обучил. Некоторые сослуживцы над ним посмеиваются, считая сумасшедшим фанатиком взрывного дела: он ведь не женат (какая бы жена потерпела подобные траты), питается только хлебом и молоком, рассчитав калории для своего рациона (Так вот откуда худоба капитана! — подумал я). Но Семен Васильевич — редкостный умница, сочетающий достоинства артиллериста и химика самого высокого класса. Недаром ему, штабс-капитану (хотя и по гвардейской артиллерии, что на чин выше), ка члену Арткома, поручили ваши испытания. Он ведь самый молодой в Артиллерийском комитете ГАУ, кроме него там ниже полковника никого нет, большинство — генералы, но они ничего не смыслят в химии, да, боюсь, что и в артиллерии их познания на уровне прошедшей войны. Генералы эти ничем, кроме производства в очередной чин и награждения очередным орденом, не интересуются, где уж до чтения монографий, не говоря уже о свежих журналах. А что до лаборатории, так принято решение перенести все опасные опыты по взрывотехнике на полигон, где Семен Васильевич и оборудует новую химическую лабораторию.
— Все это хорошо, уважаемый Дмитрий Иванович и я полностью согласен с вашими мыслями, — поддержал я разговор, одновременно переведя его на другие пути (стрелочник, прости господи!). — Но я бы хотел рассказать еще об одном открытии сделанным мной и, к сожалению, трагически погибшем господине фон Циммере.
И я рассказал, все, что знал о синтезе сульфаниламида, потом нарисовал его структурную формулу.
Менделеев слушал внимательно, не перебивая, изредка делая какие-то записи в блокноте. Кроме того я рассказал о том чего не было, и что невозможно проверить — о проведенных, якобы, на мышах опытах по действию сульфаниламида, и о том, что я, якобы, заболел ангиной, и прием сульфаниламида вылечил меня в считанные дни. У Генриха, якобы, была гнойная, инфицированная после химического ожога, рана на руке и присыпка порошка того же сульфаниламида сотворила чудо за пару дней — рана под повязкой очистилась и быстро затянулась.
Я пошел на эту ложь, зная о реальном действии стрептоцида даже в наше время, а в 30-е годы XX века, в доантибиотическую эру, им лечили буквально все, ведь другого действенного препарата не было. Кроме того, грамположительные бактерии — стрепто- и стафилококки, на которые действует сульфаниламид и являются основными возбудителями гнойных осложнений при открытых инфицированных ранах. Кроме того, клостридии перфрингенс и гистолитикум, главные возбудители газовой анаэробной инфекции, тоже являются грамположительными бактериями и, в незапущенных случаях, сульфаниламид может спасти раненых от гангрены и ампутации. Конечно, это требует микробиологической и клинической проверки, но сейчас мне нужен препарат для испытаний.
— Дмитрий Иванович, — сказал я, обращаясь к великому Менделееву. — Дело в том, что, несмотря на то, что привилегия получена, в том числе и во Франции, Британии и САСШ, — моя лаборатория полностью разрушена и сгорела, сгорели и протоколы опытов вместе с лабораторным журналом. Не могли бы вы оказать мне помощь, указав, где я могу синтезировать этот препарат, пользуясь теми обрывочными сведениями, которые сохранились у меня в голове. Дело в том, что я не химик, а юрист, хотя неплохо знаю математику, а мой дядя, он, кстати, и был тем химиком, погибшем при взрыве, привил мне любовь к этому предмету. Но сейчас, оставшись один и даже имея средства на воссоздание лаборатории, сам я справиться с синтезом не могу.
— Уважаемый Александр Павлович, мы с вами беседуем уже более часа, но я и заподозрить не мог что вы не химик, — ответил Менделеев (вот что послезнание могучее делает, подумал я в ответ на похвалу Великого), — но, помочь я вам смогу, хотя и не сам. Я напишу письмо профессорам Военно-Медицинской академии, она хоть и по военному ведомству числится, но косностью не отличается, скорее наоборот, восприимчивостью ко всему передовому в науке, особенно, если это касается раненых воинов. Кафедрой химии там руководит Дианин Александр Павлович, ваш полный тезка, он известен работами в области синтеза фенолов, а также тем, что является учеником нашего знаменитого химика Бородина Александра Порфирьевича являвшимся не только признанным авторитетом в области органической химии, а также и выдающимся русским композитором. [72] В свою очередь, Бородин сменил на посту начальника кафедры известного вам Зинина Николая Николаевича, чьи работы в области органических нитросоединений, вы использовали. Так что, там очень сильная школа химиков-органиков, лучшая в России и с вашим сульфаниламидом, я думаю, они справятся.
72
Участник "Могучей кучки", автор таких шедевров как опера "Князь Игорь", Первая и Вторая "Богатырская" симфония.