Господин Изобретатель. Книги 1-6
Шрифт:
— Да, Александр Павлович, будьте так любезны, повторите мне то, что вы рассказали профессору Менделееву, — попросил Дианин.
И я рассказал в очередной раз химическую часть, не забыв и про легенду о доклинических испытаниях. Нарисовал и формулу сульфаниламида.
Некоторое время Дианин молчал и я подумал, что он сейчас откажет, наконец, профессор "очнулся" от раздумий и произнес, разглядывая лист со структурной формулой:
— Уважаемый коллега! Я думаю, что мы сможем помочь вам, — обнадежил меня профессор, — есть некоторые вопросы к синтезу, но я посоветуюсь со своими сотрудниками, для чего сегодня же соберу заседание кафедры по вашей проблеме. Не сочтите за труд заехать ко мне завтра в 11 часов. И вы не против, если я приглашу на эту беседу также и профессора Максима Семеновича Субботина с кафедры общей хирургии? Максим Семенович, можно сказать, основатель школы асептики в России и очень интересуется
77
Кафедры микробиологии как таковой до 1923 г в ВМА не было, а кафедра инфекционных болезней была организована С. С. Боткиным в 1896 г по возвращении его из заграничной стажировки, в том числе и у Пастера в Париже.
— Конечно, не против, — ответил я с радостью от того, что все решается наилучшим образом. — Без микробиологических исследований мы ведь не сможем подтвердить антибактериальный эффект, а лечение инфицированных ран — важнейшая задача военно-полевой хирургии. Как вы считаете, мне нужно остаться на сегодняшнее заседание?
— Думаю что нет, уважаемый коллега, — сказал Дианин, улыбнувшись. — Дело в том, что молодых сотрудников будет смущать присутствие незнакомого человека, да еще и изобретателя и они будут стесняться высказать свои идеи, которые им могут показаться дурацкими, а на самом деле, принести наибольшую пользу. В дальнейшем, конечно, я познакомлю вас со своими сотрудниками и представлю вас как автора изобретения.
Вот как, оказывается идеи "мозгового штурма", где каждый может высказывать самые "завиральные" мысли, родились задолго до компьютерной эры, Билла Гейтса, Ли Якокки и иже с ними.
Уверив профессора в своем искреннем почтении, я пошел, благо близко, в Артиллерийскую академию, меня беспрепятственно пропустили, лишь только я назвал свое имя и я направился в лабораторию Панпушко. Там я застал штабс-капитана и трех унтеров, причем один из них был в противогазной маске, несмотря на наличие вытяжного шкафа. Все были заняты получением тринитротолуола.
— Вот, с утра работаем и уже фунтов пять получили, — кивнул штабс-капитан на деревянный ящик со знакомыми желтыми кристаллами, — а это моя команда: Василий Егоров, Петр Виноградов и Егор Шавров.
Мы прошли в выгородку, где был кабинет капитана.
— Я много думал над конструкцией запала, — сказал Семен Васильевич, — ничего похожего у нас еще не делали, да и, похоже, за границей тоже. Были гренады (или гранаты) с огнепроводным шнуром, который поджигали и бросали снаряд. Для этого отбирали специальных метателей, отличающихся физической силой, ловкостью и точностью броска, потом их назвали гренадерами, образовали из них отдельные подразделения, а потом и воинские части.
Сейчас от этих частей остались только названия вроде "лейб-гвардии гренадерский полк", да высокие медные шапки к парадному мундиру, а когда-то эти шапки ввели для того, чтобы поля треуголки не мешали броску рукой. Пороховые круглые гренады с горящим фитилем остались лишь на пряжках ремней этих частей, никто гранатами такого вида не пользуется, мы же собираемся сделать практически новое оружие, как вы выразились, "карманную артиллерию". Поэтому я предвижу осложнения чисто бюрократического характера.
— И что же это за осложнения, — поинтересовался я, — кто будет командовать этими частями и кто они будут по сути: пехота или артиллеристы (вот последнее — вряд ли, но показывать придется сначала артиллеристам, они же проводят испытания)?
— Да, вы правы, Александр Павлович, — сказал Панпушко с некоторой озабоченностью и печалью в голосе, — я хорошо знаю нашу бюрократическую машину, когда мнение одного генерала может загубить все дело. Достаточно одному спросить, есть ли что-то подобное за границей и узнав, что нет, заявить, что, мол и нам не надо. Другой спросит, а зачем вообще они, эти самые гранаты, если есть пушки? И все, на этом испытания будут закончены, даже если все взорвется как надо.
— Поэтому я бы начал с обычных снарядов, оставив гранаты в виде сюрприза, на закуску, так сказать, — предложил капитан свою идею организации показа. — Я приблизительно понял, как заставить взрываться снаряды с вашим тринитротолуолом или ТНТ, думаю, что так лучше звучит: "тэ-эн-тэ".
— А давайте назовем боеприпас так же, как и ручную бомбу: снаряды Степанова-Панпушко и букву Ф — Фугасные, то есть ССПФ.
Для справки: в русско-японскую войну фугасных снарядов русская полевая артиллерия не имела, а вот японцы имели такие снаряды, снаряженные шимозой [78] — японским вариантом тринитрофенола (лиддита или мелинита). Русская артиллерия имела только шрапнельные снаряды, рассчитанные на наступающую пехоту и малоэффективные, если пехота находится в укрытии. Так, если японцы даже не в окопах, а прятались за какой-нибудь глинобитной фанзой, то русская шрапнель была бессильна их там достать, в то время как шимоза просто разнесла бы эту фанзу вместе с солдатами и засыпала кучей осколков окопы, перемалывая их. Поскольку одна из целей нашего героя — не дать России проиграть русско-японскую войну, ему надо дать русской армии к 1904 году (а желательно — раньше) достойное оружие.
78
В японском языке нет такой шипящей как русская буква "Ш", там есть свистящий звук между "С" и "Ш", поэтому японского изобретателя звали Симосэ, также как нет таких блюд японской кухни как "суши и сашими", а есть "суси и сасими".
Панпушко опять стал отнекиваться, но я видел, что его уже захватила идея ТНТ, и надо же удовлетворить самолюбие подвижника науки — кому не хочется, чтобы его именем назвали новинку, которая будет пару десятилетий на слуху.
— Семен Васильевич, а когда можно будет ожидать первых стрельб новыми снарядами, — задал я животрепещущий вопрос. — Насколько я понял, наше время не бесконечно и надо будет дать ответ Арткому об испытаниях.
— Вы абсолютно правы, Александр Павлович, — ответил капитан. — По моей вине и так испытания задержались почти на три месяца и я чуть было не отправил в ГАУ отрицательный отзыв. Думаю, что мы можем через неделю провести произвести первые полигонные стрельбы снарядами калибра 87 мм. [79] При удачном раскладе еще через несколько дней — зависит от скорости изготовления ТНТ — проведем стрельбы и шестидюймовыми снарядами. Я извещу вас о готовности боеприпасов. Потом займемся окончательными стрельбами из двух калибров и попробуем подготовить к показу гранаты. Про запал буду думать, возможно придется делать что-то как у Нобеля в его капсюле-детонаторе с гремучей ртутью № 8, приспособив под наши нужды, хотя не нравится мне эта гремучая ртуть — проблемы с ней будут, может быть взять азид свинца?
79
Стандартный калибр полевой артиллерии — крупповское орудие 8,7 см, которое сменила сделанная по француской теории маневренной войны (одно орудие, один снаряд) трехдюймовка образца 1900 г. и с которой мы влезли и в русско-японскую и в Первую мировую, вовсе не имея снарядов-гранат (считалось, что шрапнельная трубка поставленная на удар, позволит разносить укрепления. Как бы не так!). В русском журнале "Разведчик" весной 1905 г. было опубликовано письмо русского офицера с передовой: "Ради Бога, напишите, что необходимо сейчас же, немедля заказать 50-100 тысяч трехдюймовых гранат, снарядить их сильновзрывчатым составом вроде мелинита… и вот мы будем иметь те же самые "шимозы", которые нам нужны и ах как нужны. Японцы начинают ими нас бить с дистанций, превосходящих действие нашей шрапнели, а мы им можем ответить лишь шрапнелью с установкой на удар — результат поражения которой нулевой…"
АВТОР ЕЩЕ РАЗ НАПОМИНАЕТ: ЕГО ПРОИЗВЕДЕНИЕ — НЕ ИНСТРУКЦИЯ ДЛЯ ИЗГОТОВЛЕНИЯ БОЕПРИПАСОВ, ПОЭТОМУ ВСЕ ДЕТАЛИ НЕ РАСКРЫВАЮТСЯ И МОГУТ ПРОТИВОРЕЧИТЬ БЫВШЕМУ В РЕАЛЬНОСТИ, ЭТО ЖЕ ФАНТАСТИКА
— Хорошо, я вас понял, Сергей Семенович, — ответил я, — не смею больше беспокоить.
Вечером я поужинал в ресторане гостиницы. Накануне ужинал просто в трактире, рядом с академией. Пригласил было Панпушко в ресторан, но скромный капитан отказался, сказал, что на диете. Знаю, какая у него диета — два фунта хлеба и три бутылки молока. А может быть из гордости: не захотел быть обязанным какому-то купцу-изобретуну, кто его знает…
На следующий день поехал вновь на кафедру химии, узнать результаты "мозгового штурма".
Профессор Дианин встретил меня, усадил в кресло и предложил чаю. Я не отказался и мы поговорили сначала наедине, без микробиологов.
— Александр Павлович, — начал профессор. — Вчера я обсудил с коллегами процесс синтеза вашего соединения, кстати, как вы его назвали?
— Пока — вещество "Эс-Це", аббревиатура от Степанов-Циммер, — сказал я.
— Да, я понимаю, — ответил Дианин. — Мы обсудили вчера три пути синтеза вашего вещества, среди них и тот, этапы которого вы мне назвали. Попробуем все три, выберем наилучший. Все мои сотрудники согласились с возможностью решения проблемы и с тем, что надо помочь коллеге, оставшемуся без лаборатории. Только, обсудив вчера с Максимом Семеновичем Субботиным ваш препарат, у нас есть одно условие.