Господин канонир
Шрифт:
— И кто? — спросил Тренч.
Габерон нахмурился. Он все еще не до конца привык к наличию лишнего члена экипажа на борту «Воблы» и оттого вопросы Тренча иногда сбивали его с толку. Может, потому, что вопросы Тренча всегда отличались подобным свойством — били внезапно и непременно в цель. «Из парня мог бы получиться канонир, — подумал Габерон, изобразив на лице пренебрежительную гримасу, — И характер подходящий, задумчивый, выдержанный. Из меланхоликов получаются лучшие пушкари на свете».
— Возможно, что никто, — сказал он вслух, — Какое-то происшествие на борту, внештатная ситуация… Ты
— Едва ли сорок восемь человек одновременно работали на реях или сидели вокруг котла, — заметил Тренч. И снова угодил в точку.
— Болезнь? — в грохочущем голосе Дядюшки Крунча послышалась несвойственная ему неуверенность, — Я слышал, по иберийским островам гуляет особенная малярия, сжигает человека в три дня… Если на борту вспыхнула эпидемия…
Габерон покачал головой.
— Они были в нескольких часах хода от Дюпле. Ни одна болезнь не выкашивает людей столь быстро. Кроме того, всегда можно было задать гомункулу обратный курс, чтоб корабль двигался в автоматическом режиме до верфи. Они этого не сделали. Значит, — ему самому не хотелось продолжать, но и оборваться себя на полуслове он не смог, — значит, смерть, откуда бы она ни пришла, застигла их врасплох.
Глаза Корди загорелись. Большие и по-детски чистые, они всегда загорались ясными огнями, которые были видны издалека так же хорошо, как сигнальные огни на мачтах баркентины.
— Музыка Марева, — сказала она, зловеще понизив голос, — Вот что это такое.
— Какая еще музыка? — неохотно поинтересовалась Алая Шельма, приподняв бровь.
Ведьма тряхнула многочисленными хвостами.
— Особенная. Иногда, очень-очень редко, из Марева начинает звучать музыка. Наверху ее не слышно, но если кто идет на сверхнизких… Кто ее слышит, слышит голос самого Марева. Он волшебный и ему нельзя сопротивляться.
— И что происходит с теми, кто его слышит?
— По-разному, — уклончиво ответила ведьма, — Некоторые, говорят, сами за борт бросаются. В помрачнии сознания. Другие всякие глупости творят. Я слышала, когда-то в порт пришел корабль, а там все матросы — однорукие! Они сами себе руки поотрубали, когда услышали Музыку Марева!
Дядюшка Крунч ударил по навигационному столу железной ладонью. Хорошо, что рассчитал силу, не проломил насквозь. Но гул по штурманской пошел такой, что вздрогнул даже Тренч.
— Кабацкие рассказы! Больше таскайся за Габероном по портовым забегаловкам, рыбеха, еще и не то услышишь. Про премудрого пескаря, например, который живет только на западном ветру и появляется в полночь, чтоб предсказать вахтенному судьбу. Или призрачный клипер, который заманивает корабль на рифы. Или вот русалок, которые соблазняют матросов, а потом бросают их с полным ведром икры…
Алая Шельма порозовела, на миг выпав из образа.
— Хватит, Дядюшка Крунч! Мы поняли. Конечно, никакая это не Музыка Марева.
— А что тогда? — Корди уперла руки в бока, — Сама скажи!
— Хищные рыбы, — не очень уверенно сказала капитанесса, — Не слышала, чтоб в этих краях такие были,
— Акул в этих краях всегда хватало, — пробасил абордажный голем, — А уж южнее их столько, что хоть на нитку нанизывай. Только нет таких рыб, чтоб смогли сожрать полсотни человек за раз на бронированном корабле.
— Что остается? Бунт?
Габерон рефлекторно выпрямился в кресле.
— Можешь бесконечно острить про формандских небоходов, Ринни, но ты прекрасно знаешь, что они не бунтуют почем зря. По крайней мере, не экипаж канонерки военного флота! Скорее я поверю в рыб-людоедов или Хор Марева…
— Музыку Марева, — с серьезным видом поправила его Корди, — Это называется Музыка…
— Если вам надоело спорить, могу предложить интересную версию, — мелодичный голос «Малефакс» в этот раз звучал мягко, как медные струны арфы, — Дело в том, что мне удалось получить доступ к корабельному журналу канонерки. Наш друг немного посопротивлялся, но у нас разные весовые категории…
Корди издала восторженный крик, Алая Шельма на каблуках развернулась к центру штурманской.
— И ты еще ждешь? Немедленно запускай!
— Охотно, прелестная капитанесса. С какого момента прикажете?
— С нуля часов сегодняшнего дня.
* * *
— Корабельный журнал борта номер сто пятнадцать, — покорно забормотал гомункул «Барракуды», по-прежнему вяло и безэмоционально, точно проговаривал текст, смысла которого сам не понимал, — Ноль часов сорок… пять минут — сдана вахта на верхней палубе, происшествий не зафиксировано. Ноль часов пятьдесят одна… минута — зафиксирована смена ветра и усиление… Один час сорок три… минуты — по правому борту замечена рыба… крупного размера, вероятно, белуга. Держит курс параллельный ходу корабля с превышением в сорок футов. Тревога отменена в связи с отсутствием опасности. Два часа — дежурным офицером… запрошена с острова Дюпле метео-сводка на день. Прогноз благоприятный, вблизи острова опасных воздушных течений не зафиксировано…
Гомункул говорил почти без пауз, методично зачитывая подряд все записи из судового журнала, не делая пропусков и исключений. Как и предполагал Габерон, за время его отсутствия корабельная служба в пограничном охранении ничуть не переменилась — кромешная скука. Наряды на камбуз, оценка высоты, дежурное построение экипажа на юте, взыскание за некачественно вымытую палубу, наблюдение за горизонтом, корректировка дифферента — все это Габерону было знакомо, как собственное отражение в зеркале.
— …девять часов тридцать три минуты — произведены подсчеты количества питьевой воды на борту. Коэффициент погрешности в пределах нормы. Девять часов тридцать пять минут — машины остановлены для профилактического осмотра. Девять часов сорок одна минута — в направлении зюйд-зюйд-ост обнаружено неопознанное воздушное судно, дистанция двадцать восемь миль. Неопознанное воздушное судно находится в воздушном пространстве Формандии, на удалении четырех миль от разграничительной линии.
Габерон мгновенно поднял руку, призывая остальных сохранять молчание. В этом не было нужды — все и так внимали гомункулу с видимым напряжением — но канониры зачастую склонны к перестраховке.