Господин канонир
Шрифт:
— Вы с Тренчем? — усмехнулся корабельный гомункул, — И, кажется, ты взвалил на себя львиную долю работы, не так ли?
— Чего хотел, говорящая голова? — огрызнулся Габерон, — Только не говори, что Ринриетта зовет нас полюбоваться на облако в форме лошадки или…
— Нет. Минуту назад наша прелестная капитанесса изволила объявить боевую тревогу.
[1] Жиппон — разновидность дублета, длинная стеганная куртка.
[2] Жюстокор — разновидность придворного кафтана.
[3] Рында-булинь — веревка корабельной рынды.
[4]
[5] Ламинария — сорт пригодных в пищу водорослей.
[6] В английском флоте бытовало суеверие, что корабль, вышедший в море в пятницу, обречен на неудачи.
[7] Брюк — канат, служащий для удержания палубного орудия при откате.
[8] Откатные тали — пара талей, используемых для втягивания орудия в корпус судна через порт.
[9] Винград — «шишка», прилив на казенной части, являющийся задней оконечностью орудия.
[10] Голотурия (лат. Holothuroidea, «морской огурец») — морские беспозвоночные иглокожие.
[11] Порфира — род красных водорослей.
Господин канонир, часть 2
* * *
Человек, проектирующий большой трехмачтовый корабль, особенно грузовую баркентину, неизбежно сталкивается с серьезными трудностями, особенно когда дело доходит до планировки внутренних отсеков.
Как бы ни был велик корабль и как бы ни была велика подъемная сила, сообщаемая ему накопленным в дереве магическим потенциалом, свободного объема всегда оказывается крайне мало. Десять тысяч тан[1] воздухоизмещения лишь на бумаге выглядят значительной цифрой. Если вычесть из этой цифры огромные трюмы, в каждом из которых поместился бы небольшой остров, цистерны для балластной воды, машинную палубу, нижние палубы, гандек, бункеры для ведьминского зелья, склады продовольственные, угольные, оружейные, плотницкие и такелажные, крюйт-камеру, ахтерпик[2], кают-компанию, а также великое множество коффердамов[3] и просто служебных отсеков, необходимых для обслуживания корабля, в сухом остатке остается не так уж много объема, который можно было бы отвести под жилые кубрики.
Не случайно на многих кораблях Унии матросы всем скопом ютились на нижней палубе в подвесных койках, в которых, к тому же, зачастую спали посменно, а офицеры являлись счастливыми обладателями отдельных кают размером со стенной шкаф. И не случайно в формандском флоте издавна ходила шутка «Что можно спрятать в коробку от сыра? Шесть фунтов гороху или одиннадцать офицеров».
Человек, проектировавший «Воблу», отличался своеобычным взглядом даже по этому вопросу.
Иначе сложно было объяснить, откуда в баркентине оказалось столь много различных отсеков и помещений, не предусмотренных и не объясненных ни одним уставом корабельной службы.
Некоторые из них, самые уютные и просторные, оказались быстро обжиты новыми владельцами. Другие же могли годами простаивать в запустении, не находя себе ни хозяина, ни применения.
Габерон знал несколько десятков подобных помещений, столь нелепых и неудобных, что их невозможно было бы приспособить даже под склад парусины. Некоторые из них имели по странной прихоти кораблестроителя десять стен вместо четырех. Другие могли похвастать избыточным количеством иллюминаторов, столь большим, что даже по полу приходилось перемещаться с осторожностью. Встречались каюты, в которые невозможно было попасть только потому, что никто не озаботился дверным проемом, или кубрики, по колено затопленные неизвестно откуда берущейся водой.
Штурманская «Воблы» также относилась к разряду пустующих помещений, несмотря на то, что спроектирована была по классическим принципам и не обладала неприятным магическим полем. Она просто не нравилась никому из команды.
Слишком строго оформленная, уставленная старомодной каледонийской мебелью, громоздкой и неудобной, как архаичные галеоны, обтянутая тусклыми серыми обоями и заполненная навигационными столами, штурманская наводила на всех тягостное, тяжелое ощущение. Самому Габерону казалось, что она напоминает учебный класс, о котором у него с юнкерских времен остались не самые радужные воспоминания. Слишком много досок и карт, к тому же еще этот запах мела…
Справедливости ради, Алая Шельма редко собирала экипаж в штурманской, а когда собирала, то для этого обыкновенно была серьезная причина. Именно поэтому Габерон ощутил липкий мятный холодок под сердцем еще до того, как переступил комингс.
Капитанесса, конечно, уже была в штурманской. Стояла возле навигационного стола, скрестив руки на груди и пристально разглядывала какую-то карту. Габерона она встретила взглядом неприязненным и раздраженным, кажущимся еще острее из-за прищура глаз.
— Долго же вас приходится ждать, господа!
Габерон скорчил жалобную гримасу.
— Извините, госпожа учительница! Я не виноват! Это Додди высадил мячиком стекло!
— Тревога была объявлена двадцать минут назад!
— Виноват, капитанесса, сэр! Я искал подходящий случаю сюртук! — Габерон с достоинством продемонстрировал расшитую полу, — Дело не одной минуты, сами понимаете.
— Это экстренная боевая тревога, господин старший канонир! — отчеканила Алая Шельма, немного розовея от злости.
— Вот именно. Поэтому я надел свой лучший экстренный боевой сюртук.
Габерон обезоруживающе ухмыльнулся и плюхнулся за первый попавшийся навигационный стол, бесцеремонно водрузив ноги в щегольских черных сапогах поверх разложенных карт.
К его удивлению, этот выпад не привел к резкой реакции капитанессы. Алая Шельма лишь поморщилась и вернулась к созерцанию карты на своем столе.
«Избегает схватки, — понял Габерон, — Значит, в самом деле чем-то увлечена, не хочет размениваться на редкие залпы».
— Не хватает только Шму, — только и сказала она, не взглянув более ни на кого из присутствующих, — Надеюсь, она не затрудняет себе столь же щепетильным выбором одежды…
Действительно, все остальные уже успели собраться. Дядюшка Крунч по привычке кряхтел, растирая скрипящие сочленения, Корди с самым беззаботным видом грызла орешки и болтала ногами. Габерон готов был поставить перо со своей шляпы на то, что эти орешки днем ранее были мушкетными пулями из запасов капитанессы, но решил не обострять ситуацию. Судя по тому, в каком напряжении находилась Алая Шельма, не стоило подбрасывать ей лишний повод для беспокойства.