Господин Малоссен
Шрифт:
Ж е р в е з а. …
К у д р и е. Осудят, пожалуй, только самых незаметных. Остальных – в психушку.
Ж е р в е з а. А хирург?
К у д р и е. Исчез.
Ж е р в е з а. …
К у д р и е. Не нашли ни в доме, ни в прилегающем квартале, который, между прочим, весь был нашпигован полицией, можете мне поверить.
Ж е р в е з а. …
К у д р и е. Кое-какие показания мы получили, Жервеза…
Ж е р в е з а. …
К у д р и е. …
Ж е р в е з а. Показания, Мсье?
К у д р и е. Сводники и оператор раскололись. Шестеро из ваших девушек мертвы.
Ж е р в е з а. …
К
Ж е р в е з а. …
К у д р и е. …
Ж е р в е з а. …
К у д р и е. Мы нашли их тела.
Ж е р в е з а. …
К у д р и е. Мне очень жаль.
Ж е р в е з а. Вы знаете их имена?
К у д р и е. Мари-Анж Куррье, Севрин Альбани, Тереза Барбезьен, Мелисса Копт, Анни Бельдон и Соланж Кутар, самая юная.
Ж е р в е з а. …
К у д р и е. …
Ж е р в е з а. Нельзя ли еще кофе?
Теперь она предоставляла ему небольшую отсрочку, беря на себя эту третью чашку. Она давала ему время подыскать слова, чтобы сообщить ей остальное. Она пила свой кофе неторопливо, маленькими глотками. Да, они нашли тела убитых. Разделанных живьем под любопытным взглядом кинокамеры. Все, как выяснилось, – подопечные Жервезы. Все это она могла представить себе сама, не было особой нужды что-то объяснять. Обыкновенные живодеры… Когда речь идет о преступлениях, ничто уже не поражает воображение. Которому, как оказывается, нет предела…. За три дня до пенсии дивизионному комиссару Кудрие стало казаться, что в течение долгих лет службы он получал жалование от государства для того, чтобы узнать одно, и только одно: нет предела! Каждый день – что-то новенькое. Какая там текучка, какое однообразие! «Глядя со стороны, в целом, можно сказать, я не скучал…» Дивизионный комиссар Кудрие и хотел бы, наверное, взглянуть на себя со стороны. Но всякий раз он замыкался в себе. И сейчас он тоже кружил, как заведенный, по рельсам собственных мыслей. Подыскивая слова… Точные слова… Да в чем, в конце концов, было дело? О! сущие пустяки… Сообщить Жервезе Ван Тянь, что, стремясь спасти своих девочек от распутной жизни, она прямиком отправляла их на смерть.
К у д р и е. Мы знаем, почему «хирург» заинтересовался именно вашими девушками.
Ж е р в е з а. Почему?
К у д р и е. …
Ж е р в е з а. Почему, Мсье?
К у д р и е. …
Ж е р в е з а. …
К у д р и е. …
Ж е р в е з а. …
К у д р и е. Из-за ваших татуировок, Жервеза. Он вырезает ваши рисунки и продает их коллекционеру.
Ж е р в е з а. …
К у д р и е. …
Ж е р в е з а. …
К у д р и е. …
Вот и все… Не сложнее, чем обычно… Никогда не знаешь, какую реакцию ждать в ответ на плохую новость. В данном случае – легкое дрожание кофейной чашечки, застучавшей о блюдце. Ничего, кроме этого позвякивания. «У нас у всех достанет сил, чтобы перенести несчастье ближнего». [16] Здравствуйте, пожалуйста! Сам Ларошфуко воспользовался моментом, чтобы примоститься на угол стола. Лучшего времени не нашел! Дивизионный комиссар
16
Ф. де Ларошфуко. «Максимы» (Перевод Э. Л. Липецкой).
Жервеза поставила чашку с блюдцем как можно осторожнее.
– Да, Мсье?
К у д р и е. Скольким девушкам вы сделали татуировки, Жервеза?
Ж е р в е з а. Всем, кто хотел. Я также предлагала им свести татуировки. Но большинство предпочитали изменить рисунок, чем ходить с ужасным шрамом.
К у д р и е. Так сколько их было?
Ж е р в е з а. Сто пятьдесят… или больше.
К у д р и е. Вы со всеми поддерживаете контакт?
Ж е р в е з а. Нет, Мсье. Многие улетают на свободу. Меняют образ жизни и среду обитания.
К у д р и е. Только одно может остановить коллекционера, Жервеза: полная коллекция.
Ж е р в е з а. …
К у д р и е. Пока мы не поймаем этого эстета, ваши девушки будут в опасности.
Ж е р в е з а. Хирург залег на дно. На какое-то время можно ждать затишья.
К у д р и е. Да.
Ж е р в е з а. …
К у д р и е. С другой стороны, риск позволит ему взвинтить цены. Логика любого рынка.
Ж е р в е з а. То есть он станет еще опаснее.
К у д р и е. Боюсь, что так. Как всякий умелый делец.
Ж е р в е з а. …
К у д р и е. …
Ж е р в е з а. На бирже, как и везде, выигрывают только на смерти другого. Мой отец часто мне это повторял.
К у д р и е. …
Ж е р в е з а. …
К у д р и е. Пусть мы с вашим отцом и не голосовали за одного кандидата, но он помогал мне в моих размышлениях.
Ж е р в е з а. …
К у д р и е. Остается еще одна неизвестная величина.
Ж е р в е з а. Какая, Мсье?
К у д р и е. Личность последней жертвы – девушки на этом снимке. Она не из ваших, не так ли?
Ж е р в е з а. Нет, Мсье. Может быть, Мондин ее знала. Я спрошу.
К у д р и е. И сами смотрите, осторожнее, Жервеза, вы у них на прицеле. Да-да, пусть Титюс и Силистри не отпускают вас ни на шаг. Да и ваша гвардия сутенеров тоже.
Ж е р в е з а. Хорошо, Мсье. Это всё?
К у д р и е. Это всё. И, по-моему, этого более чем достаточно.
Оказалось – нет, не достаточно. Как только обе створки массивной двери его кабинета бесшумно закрылись за Жервезой Ван Тянь, тут же в голове у комиссара опять возник пес-эпилептик. Не успел Кудрие удивиться этому явлению, как зазвонил телефон.
И в очередной раз расширил границы худшего.
– О нет!
Ему подтвердили, что да.
Он замолчал на секунду, чтобы перевести дыхание, и наконец ответил:
– Принесите мне эти письма и немедленно разыщите Бенжамена Малоссена и Жюли Коррансон. «Малоссен» и «Коррансон», – повторил он. – Пошлите за ними инспектора Карегга, он их знает. Поторапливайтесь.
23
Силистри вез Жервезу в больницу Святого Людовика, где под надзором неусыпного ока тамплиеров приходила в чувство Мондин.