Господин Малоссен
Шрифт:
Она помолчала, потом продолжила:
– Не раздумывайте. Не пытайтесь найти другое решение. Отсоветуйте вашим друзьям устраивать осаду. Этот слишком долго и утомительно. Бабушка и внучек могут за это время и умереть… от страха.
Постель-Вагнер молчал.
– Понятно?
– Понятно.
Племянница облегченно выдохнула. Потом, уже веселее, прибавила:
– И никаких полицейских на носилках вместо моего дядюшки, да? Не делайте подобных глупостей. Вы и дядя. Только семья.
Пауза.
– Поведете вы, поедем по маршруту,
Постель-Вагнер не ответил.
– И еще одно. Помните, что до двух часов ночи я буду с ними говорить. Вы слышали, что я могу сделать одними только словами? Так что не опаздывайте, не продлевайте их страдания. Немного гуманности, так сказать. Иначе получите двоих чокнутых, которые не смогут больше слушать вообще кого бы то ни было. И, насколько я могу судить, вы себе этого не простите до конца своих дней.
35
Ровно в два часа после полуночи машина скорой помощи подкатила к входным дверям. Постель-Вагнер нагнулся, открыл боковую дверцу прямо в темноту подъезда.
И сердце его стало отмеривать секунды.
Где-то на этажах хлопнула дверь лифта. Задрожали провода. Кабина со звонким гулом стала спускаться. Она возвестила о своем прибытии электрическим светом, лужей разлившимся по плиточному полу парадной. Кабина, вздрогнув, остановилась. Постель-Вагнер увидел, как сначала вышел ребенок – маленький негнущийся силуэт на радужном световом пятне. За ним последовала бабушка, не глядя по сторонам, будто голова ее была намертво припаяна к шее. И тут Постель-Вагнер вздрогнул от удивления: за спиной у старушки раздавались голоса.
– Да нет же, – восклицал тонкий голос племянницы, – это не так уж важно… Недельку восстановительного отдыха после операции, и никаких следов не останется.
Парадная проглотила слова, произнесенные вторым голосом.
– Обязательно! – прозвенела племянница. – Она могла бы умереть, если бы мы еще немного потянули.
Тон у племянницы был серьезный, компетентный.
– Так часто и происходит: вроде и не опасная операция, а чуть замешкаешься… хлоп, и в ящик!
Ребенок первым достиг двери подъезда. Он остановился, как игрушка с дистанционным управлением: взгляд пустой, руки-ноги прямые, как у робота. Старушка остановилась сразу за ним. Она коршуном вцепилась в плечи внука. Постель-Вагнер даже подумал, был ли это защищающий жест или мертвая хватка утопающего.
– Если бы ее лучше проинформировали в свое время… – продолжал голос племянницы.
Наконец Постель увидел ее.
На ней был белый халат. В улыбке – уверенность профессионального медработника. Размашисто жестикулируя, она разговаривала с каким-то пожилым мужчиной. Тот робко соглашался.
– Я очень рада, что вы разделяете наше мнение! – заявила племянница, тоже
– В нашем возрасте мы нуждаемся в отдыхе, это верно, – согласился старик.
– И в скромных соседях, – продолжила племянница.
Она прямо смотрела на своего собеседника. Ее зеленые глаза улыбались.
– По ее возвращении, – сказала она, указывая на бабушку Тома, – будьте любезны… как добрый сосед… не беспокойте ее понапрасну.
Старик удивленно повел плечами.
– Я не говорю, чтобы вы вообще к ней не заходили, – пояснила племянница понимающим тоном, – я только прошу не слишком ее утомлять.
– Да, доктор, конечно… – промямлил старик.
– О нет, – смеясь, возразила племянница, – я всего лишь медсестра! А врач там, в машине. Смотрите…
Старик наклонился. Постель-Вагнер встретил его взгляд, полный удивления, робости и признательности.
– Ну вот, теперь нам пора ехать.
Племянница потянула мужчину за рукав, поднимая его, и устранила с прохода, не выпуская, однако, его плеча.
– Залезай в машину, Тома.
Свободной рукой она легонько хлопнула ребенка по голове, и он вскочил в машину, прижавшись в Постель-Вагнеру.
– Не так близко, – поправила племянница, – чтобы доктор мог переключать скорость. О чем ты думаешь?!
Тома отпрянул, будто его током дернуло.
– Так, – одобрила племянница. – Теперь вы.
Два пальца, как жало змеи, впившись ей в ребра, впихнули согнувшуюся пополам старушку на сиденье рядом с внуком. Тем же движением племянница прижала старика к задней дверце.
– А куда это вы собрались так поздно?
Он хотел ответить, но от давления на грудную клетку и боли в вывернутой руке у него перехватило дыхание.
– В вашем-то возрасте! И вам не стыдно?
Старик испуганно всхлипнул. Племянница слегка ослабила свои тиски.
– Откройте дверцу.
Пальцы старика нащупали ручку, и он кое-как открыл эту дверцу. Его оторвали от машины, грубо отпихнули, и, пока он считал носом плитки на полу в холле, задняя дверца «скорой» захлопнулась, и рукоятка револьвера обрушилась на череп Шестьсу, лежавшего под белой простыней.
– Так, – сказала племянница, – не легавый, уже хорошо, и он, в самом деле, мертв.
Она откинула простыню, подставляя татуированное тело неяркому свету лампочек салона.
– И это правда мой дядюшка… – прошептала она.
Она повеселела:
– Смотри, Тома, какая красота, дядя в наследство.
Ребенок не обернулся. Постель-Вагнер чувствовал, как от него волнами идет страх.
– Гони! Поехали! – хлопнула она доктора по плечу.
Судебный медик тронулся с места, и «скорая» медленно покатилась по пустынной улице.
Племянница весело продолжала:
– Вы заметили, доктор? За всю эту операцию я ни разу не подставила себя. Всегда прикрывалась чьим-нибудь телом. Техника защиты!
Она наклонилась к спинке переднего сиденья.