"Господин мертвец"
Шрифт:
– То есть… О.
– Да, при случае они не прочь подкрепиться человечиной. Вам опять плохо?
– Ничего, прошло. Значит, все это время мы жили на мине, которую сами же под себя и заложили?
– В некотором смысле. Французским тоттмейстерам потребовалось несколько дней, чтобы установить местонахождение захоронений и запустить свои чары. Но большую часть работы за них выполнили мы сами. А ведь мейстер предупреждал про то, что головы следует рубить…
Стрельба не стихала. К ней присоединились разрывы гранат, редкие, но близкие. Возможно, это сражался второй взвод «Веселых Висельников», лишившийся командира, но не собиравшийся сдавать противнику ни единого метра. Дирк не мог представить, что там происходит, оставалось
Тогда все еще более скверно. В траншеях «Висельники», пусть даже вооруженные винтовками и гранатами, вряд ли могли дать существенный отпор сотням оживших мертвецов. Нужны были доспехи и оружие для рукопашной. Это могло бы сравнять шансы. Если можно говорить о каких-либо шансах, оказавшись в центре толпы обезумевших мертвецов.
Дирк понимал, что сейчас все зависит только от того, как поведут себя драугры. Если они рассредоточатся по округе, тем лучше. Поодиночке они неприятны, но не представляют серьезной опасности для опытного штурмовика. Их можно будет перебить одного за другим, разделив взвод на небольшие, страхующие друг друга, команды.
Пулеметное отделение Клейна поставить на прикрытие, штальзаргов отправить на прочесывание основных ходов и тоннелей… Установить связь с соседними взводами, хотя бы с Йонером, прикрыть его фланг, разбить все позиции на сектора и зачищать их один за другим… Дирк скрипнул зубами. Это если драурги разбредутся по траншеям. А если заряд бешенства подхлестнет их в едином направлении, одним сокрушающим потоком? Тогда о зачистке не будет и речи, сохранить бы подобие организованной обороны хотя бы в собственном расположении…
– Сюда бы взвод фойрмейстеров, - пробормотал Крамер, словно прочитав его мысли, - Из «Функе» или «Бранда»… Они бы выжгли всю эту заразу в один час.
– Это верно. Хотя в таких делах лучше полагаться на штейнмейстеров. Огонь капризен, хоть и жесток. Он не может уничтожить в один миг такое количество мертвой ткани. А горящий драугр – едва ли более приятная штука, чем обычный. Камень надежнее. Щелчок – и каменная лавина сметает все. Только нет у нас ни фойрмейстеров, ни штейнмейстеров. И даже вассермейстеров нет, да и толку от них, в стольких километрах от ближайшей реки… Справа!
Крамер моментально отскочил в сторону – неплохая реакция для человека, которым управляет слабое и беспомощное сердце, ежесекундно вбрасывающее в кровь сотни химических соединений, чтобы добиться нужных действий с предельной скоростью. Крамер был опытным траншейным рубакой и привык к молниеносным схваткам, которые царят в тесных закоулках, требуя постоянной готовности к самому неожиданному.
Этот драугр был прыток. Его покрытое серой слизью тело двигалось судорожно из-за трупного окоченения. Казалось, можно услышать резкие щелчки суставов всякий раз, когда он шевелился. Драугр несся вперед на негнущихся ногах, и всякое его движение было размашисто и вместе с тем судорожно. Руки прыгали в суставах, едва не выворачиваясь наизнанку, голова дергалась из стороны в сторону, постукивая безвольно висящей челюстью. Походка пьяной птицы. Но все же действовал он чертовски быстро – для покойника, пролежавшего несколько недель под землей.
«Хорошо сохранился, - подумал Дирк, - Может, из свежих покойников. Или лежал в сухой глинистой почве…»
Крамер ловко бросился драугру в ноги, едва разминувшись с гниющей лапой, едва не снесшей ему голову. Наверно, точно таким же движением он уходил в бою от удара штыком. Резкое движение, заставляющее противника нарушить привычный для него геометрический рисунок атаки, нырок, стремительное сокращение дистанции, выпад… Крамера подвело только то, что он действовал так, как привык действовать в скоротечной траншейной схватке, без поправки на то, с кем ему пришлось столкнуться. Но едва ли
Лезвие тесака мягко вошло в самый низ вздувшегося живота и мгновенным бесшумным росчерком прочертило грязно-алую вертикальную прямую по серой ткани, вырвавшись из солнечного сплетения драугра. Живот мертвеца лопнул как ветхий мешок, вывернув наружу свое содержимое, повисшее слизкими серо-багровыми гроздьями. Драугр этого даже не заметил. Попытался схватить Крамера за предплечье, и почти в этом преуспел, если бы тот не ушел вовремя правым плечом вперед – ни дать, ни взять, прием из какой-то школы фехтования. Удар солдатским сапогом в коленную чашечку мертвеца оказался более эффективен. Глухо и неприятно затрещала кость, драугр пошатнулся на подломившейся ноге и повалился на землю, размахивая руками. Крамер не стал тратить на него патрона. Одним коротким прыжком оказался рядом, уперся коленом в позвоночник и хорошо рассчитанным движением вогнал клинок в основание черепа. Драугр обмяк, только по телу прошла короткая судорога.
– Недурно, - заметил Дирк, наблюдая за тем, как Крамер с отвращением пытается стереть пятно с форменных брюк, - Заметен навык. Но старайтесь держаться от них подальше.
– Оставить вам все удовольствие? Вот уж нет.
– Поверьте, этого удовольствия нас ждет слишком много. Вы еще успеете им пресытиться.
– Тогда не будем останавливаться. Я должен быстрее добраться до своего полка. Как представлю, что там может сейчас твориться…
Дирк и без того это представлял. В глазах пехотинцев, для которых и «Веселые Висельники» были воплощением адских кошмаров, расползающиеся гнилые туши кровожадных драугров станут той каплей, которая переполнит чашу, вызвав массовую панику, бегство и полную потерю контроля над происходящим. Крамеру проще, он часто бывал в обществе Дирка и других мертвецов, успел «принюхаться». У остальных этого опыта не было.
Еще Дирк представил, как толпа драугров, скрипя выпадающими из челюстей зубами и утробно ворча, врывается в расположение полка. Караульные бегут, бросив винтовки, пулеметчики застыли, парализованные ужасом, впившись одеревеневшими руками в бесполезные диски, не замечая, что Госпожа уже распростерла над ними свою невидимую ледяную вуаль. Кто-то поднимает тревогу, и из подземных казарм высыпают люди – всполошенные, разбуженные среди ночи, не представляющие, что происходит.
Французы? Французы! Французы! Лазутчики! Диверсанты с газом!.. Офицеры ругаются под нос – донесения настолько отрывочны и наполнены страхом, что ничего нельзя разобрать. Кто-то прорвался, в тылу переполох, воздух трещит выстрелами, ухает французская артиллерия…
А потом приходят драугры. Они врываются в блиндажи – беспокойно ворочающиеся чудовища, покрытые слизью и остатками собственной кожи – и хватают людей своими узловатыми конечностями, разрывая пополам податливые тела, полные живой теплой крови, выворачивая внутренности и разбивая головы. Очаги сопротивления слишком разрозненны и слабы – сжатые со всех сторон наступающими мертвецами, пехотинцы в беспамятстве стреляют, даже не замечая того, что пули не причиняют вреда покойникам.
Вот уже бегут целые взвода, не обращая внимания на унтеров и офицеров, тщетно пытающихся навести порядок. Мертвецы идут. Мертвецы!.. Где-то уже всадили украдкой штык в спину ефрейтору, пытавшемуся организовать оборону. Трибунал не страшен, когда слышишь приближающийся скрежет покрытых слизью зубов. Когда сам ад тянет к тебе гангренозные руки. В траншеях возникает давка, узкие ходы не могут вместить в себя всех, кто пытается спастись. Хрустят чьи-то лопающиеся ребра, истошно кричат оказавшиеся под ногами. И только несколько десятков человек, прожженные фронтовики вроде Крамера, бледные, истощенные, пытаются соорудить баррикады, сжимая бесполезное оружие и уже слыша за поворотом чужие хлюпающие шаги…