"Господин мертвец"
Шрифт:
– Ловушка! – Крамер вскочил, лицо искажено судорогой, - Вы что, не видите? Вперед!
«Веселые Висельники» зашевелились в своих траншеях, потрясенные. Накрытый на поле пиршественный стол Госпожи мог потрясти воображение даже того, кто считал ее своей близкой знакомой. Было что-то фантасмагорическое в том, что происходит впереди. Что-то безумное, невозможное и оттого вдвойне страшное. Но приказ вырвал их из мгновенного оцепенения, заставил схватиться за оружие. Колыхнулись стволы винтовок, зашевелились палицы и багры. Приказ Крамера был лишь электрическим импульсом, который привел в движение готовые к схватке
– Стоять! – Дирк ударил латным кулаком по грудине панциря, как в колокол, - «Листья», оставаться на местах! Приказ мейстера!
Крамер уставился на него в упор неузнающим мутным взглядом.
– Ты… Что ты, Дирк, такое… Ловушка! Понимаешь, ловушка! Их ждали! Эти выродки шлюх их ждали! Надо поднять взвод в атаку! Не взвод – роту!..
Где-то рядом мелькнуло озадаченное лицо Клейна. Он что-то спрашивал, но Дирку было не до него. Он схватил Крамера за плечо и притянул к себе, так резко, что бывший лейтенант едва устоял на ногах.
– Приказ мейстера, - раздельно и четко сказал Дирк ему в лицо, - Мы не можем идти вперед. Мы держим рубеж.
– Ваш мейстер – проклятый безмозглый идиот… - Крамер оскалил зубы, и лицо его враз сделалось жутким, как у тех мертвецов, что показывают в синематографе, - Там люди гибнут! Мои, мои люди! Они же там…
Этот человек не единожды заглядывал смерти в лицо и знал ее особенную усмешку. Но сейчас потрясен был даже он. Слишком чудовищен и масштабен был тот страшный спектакль, наблюдать который пришлось «Висельникам».
– Это не ваши люди, - твердо сказал Дирк, отпуская Крамера, - Помните это. Ваши мертвецы здесь. И они ждут вашего приказа. А я хочу, чтобы вы трезво соображали, когда его отдадите, ефрейтор…
Некоторые пехотные цепи, встретив ураганный огонь, развернулись и попытались отступить. Возможно, в другой ситуации это могло им помочь. Но не сегодня. Казалось, французские траншеи буквально напичканы пулеметами. Ни патронов, ни стволов засевшие в траншеях не жалели. Земля кипела под ногами пехотинцев двести четырнадцатого полка, и воздух над ней гудел от бесчисленного количества свинцовых капель.
– Это разгром, - прошептал одними губами стоящий неподалеку Тоттлебен, опуская свой бинокль, но Дирк отчетливо разобрал каждое слово, - Господин унтер, это разгром. Полк оберста фон Мердера может прекратить сегодня свое существование.
– Ты бы лучше не об оберсте думал, голова-тыква!
– Клейн сердито сплюнул, - А о нас. Судя по всему, французов там тьма несметная. Больше, чем мышей на мельнице под полом. И в патронах их не ограничивают.
– Я думаю не об оберсте, а о тех сотнях солдат, которые погибнут сегодня.
– Погибнут из-за него. Это оберст погнал их вперед, как на парад, без развертывания, без многоступенчатого эшелонирования, без артподготовки. Хотел занять французские траншеи побыстрее… Занял, чтоб его… А ну по норам! Пушки!
Клейн не ошибся. Он уловил уханье французских пушек еще до того, как оно стало полноправным инструментом в ужасной грохочущей симфонии боя. Где-то в нескольких километрах от «Веселых Висельников» многотонные стальные махины выплевывали в небо раскаленные снаряды, окутываясь серыми пороховыми облаками. Сейчас эти снаряды крохотными точками неслись где-то в непроглядной высоте, и каждый из них уже знал место, где закончится
В небе одновременно вспухли десятки рваных белых облачков. Они плыли между глыбами туч, раздуваясь и оплывая на глазах белесыми чернильными кляксами.
– Вниз, канальи! – рявкнул Клейн, высунувшись из блиндажа, - Шрапнель!
«Висельники» проворно нырнули за бруствер, над которым тут же заплясали густые шрапнельные фонтанчики. Эшман выругался сквозь зубы – несколько шрапнельных пуль дали рикошет от его перископа, отчего окуляр едва не выбил ему глаза. Неподалеку от блиндажа что-то ухнуло, внутрь швырнуло землю и мелкую деревянную щепу. Потом сразу два разрыва накрыли позицию, и Дирк через амбразуру увидел, как взлетают над ровными линиями траншей обрывки маскировочных сетей.
– Собачье племя, мать их в душу… - бормотал полуоглохший Клейн, едва успевший забраться обратно в наблюдательный блиндаж, - По три холеры им и их крысиному отродью до двадцатого колена…
Первый, пристрелочный, залп, хоть и был положен по германским позициям удивительно кучно, большой беды им не принес. Сталь, дерево, камень и земля защитили укрывшихся «Висельников».
Но пехотинцы фон Мердера в поле были беззащитны.
Первый же залп накрыл их, и в усеянном людьми пространстве сложно было промахнуться. Снаряды посыпались с небес вразнобой, как горох, высыпанный кем-то с ладони. Но это должна была быть большая, очень большая ладонь… Разрывы, усеявшие все пространство черно-серыми медленно тающими облаками, смели тех, кто еще стоял на ногах.
Дирку показалось, что его «цейс» раскалился в руках так, что металл стал жечь пальцы. Но выпустить бинокль он не имел права.
Он видел все, что происходило впереди. В поле, которое неожиданно стало пространством между жизнью и смертью.
Какой-то пехотный командир, обезумевший от творящегося вокруг, поднял свой взвод в атаку. Оглушенные стрельбой и канонадой пехотинцы не могли оторваться от земли, прижимались к ней, забыв про оружие. Командиру пришлось расталкивать их, стрелять из револьвера над ухом, что-то кричать. Он метался по полю боя, крохотная фигурка, почти скрытая ползущими дымными языками, один грамм чистой войны в адском вареве, ее маленькая частичка…
«Лежите, безумцы, - мысленно сказал им Дирк, - Не лезьте!».
Он хорошо представлял, что они сейчас ощущают. Солоноватый вкус земли на языке, сползающая на глаза каска и грохочущее пространство, в котором перемешалось все сущее - оглушающее, безумное, вышибающее из головы последние крохи здравого смысла. Там нет «вперед» и «назад», там нет команд и слов. Только воющее от ужаса естество, которое изо всех сил пытается слиться с землей, стать невидимым, маленьким.
Но они поднялись. В своей последней самоубийственной атаке. Нестройно поднялись и, шатаясь, устремились вперед, за командиром. И пулеметы смяли их, срезав под корень угловатые крошечные силуэты. Они падали в беспорядке, в разные стороны, как игрушечные солдатики, отброшенные детской рукой. Кто-то умер сразу, кто-то позже, захлебываясь в сотрясающих тело конвульсиях. Командир пережил свой взвод на несколько секунд. Короткая очередь раздробила ему грудь, и он осел мешком, враз сделавшись спокойным и неподвижным.