"Господин мертвец"
Шрифт:
Истина была столь проста и очевидна, как танк, с которого сорвали маскировочную сеть. Кто-то выругался себе под нос, кто-то сплюнул. В «штабе» ядовитым хлорным облаком повисло уныние. Если раньше «Висельники» чувствовали себя пусть и обреченными, но защитниками, вскрытый замысел французских тоттмейстеров высветил их истинную роль. Загнанные в нору крысы, которые живы лишь потому, что есть более важные задачи.
Дирку отчего-то вспомнилось последнее совещание взвода, когда они обсуждали планы тоттмейстера Бергера по захвату этих же самых позиций. Там не было Крамера, но был верный Карл-Йохан, спокойный, с хитринкой во взгляде, и старый Мерц,
– Надо прорываться, - сказал Дирк. Сказал совсем тихо, но собравшиеся в «штабе» расслышали. Или прочитали по губам. Или же просто поняли по выражению его лица.
Двенадцать мертвецов, ровно дюжина.
Тоттлебен уже не сможет воевать, это очевидно. Клейн держится на ногах лишь чудом, словно его толкает вперед не сила мейстера, а собственная ненависть, горящая внутри. Классен без руки. Шеффер продырявлен, как решето. Трое – из пополнения. Не последнего, но все-таки молодняк, не чета опытным «Висельникам».
– Инвалидная команда, - Крамеру не требовалось читать мысли своего командира, в эту минуту он сам думал сходным с ним образом, - Первый же пулемет положит нас всех в землю лицом.
– Малые группы часто имеют преимущество в скоротечных схватках, - заметил Тоттлебен. Так небрежно, словно сам сейчас нависал над картой, а не лежал сломанной куклой у стены.
– Сейчас не время решать академические вопросы. Двенадцать человек – не группа, а отряд самоубийц.
– Обычно в штурме мы действовали и меньшими группами.
– Возможно, вы не заметили, ефрейтор Тоттлебен, но нынешняя ситуация не располагает к применению обычных приемов. Сегодня штурмуют нас самих. А контр-штурмовые партии должны быть не только мобильны, но и многочисленны.
– К слову, нас тринадцать, - вставил Крамер, - Там наверху сидит ваш сумасшедший охотник, Херцог. Он со своей «Пикардией» совсем голову потерял. Лучше бы намекнуть ему, что хватит бороться с ветряными мельницами, пока не навлек нам на голову каскад французских «чемоданов». Только выдает нас…
– Шеффер! – денщик возник перед ним мгновенно, как из-под земли вырос, - Поднимись к Херцогу, скажи ему, чтоб спускался. Даже в траншеях его «слоновье ружье» нам пригодится. Да, и позови Мертвого Майора.
– Привлекаете рядовых к совещаниям? – поинтересовался Крамер.
– Этот рядовой понимает в тактике больше, чем мы все вместе взятые. И его слово я предпочту слову любого господина при генеральских лампасах.
Мертвый Майор пришел спустя несколько минут, одному из «Висельников» пришлось сменить его на посту.
– Совещание под Ле-Кайю? [112] – осведомился он, ничуть не смутившись компанией ефрейторов, - И, судя по всему, уже решено разрубить неприятеля в куски?..
– Долго же придется рубить… Майор, сейчас нам нужна помощь каждого, кто отличит штабную карту от полотен Мондриана [113] .
– Советую употребить эту карту на самокрутки, господа офицеры. Большего она не стоит. Даже бумажные фантики кайзера, которыми нынче платят жалование, и то ценнее. Бумага там получше.
112
Под
113
Пит Мондриан (1872-1944) – голландский художник-абстракционист, для полотен которого характерно было «схематическое» построение.
– Предались фатализму?
Мертвый Майор поморщился:
– Опыт. Сегодня он подсказывает мне, что дело гиблое.
– Два года назад, когда вы сидели со своим батальоном в какой-то фландрийской деревушке, ситуация казалась вам лучше?
– Пожалуй, - Мертвый Майор усмехнулся, - Тогда я хотя бы думал, что умру как герой… Теперь у меня нет и этого права. Куда вы хотите ударить?
Переход был внезапен, но Дирк его ждал. И не ошибся.
– «Иллуги».
– И, конечно, собираетесь идти в обход, тут и тут? – желтый ноготь Мертвого Майора стукнул несколько раз по карте.
– Как вы догадались?
– Если бы я был французом, именно здесь я бы вас и ждал. Удобные места для того, чтобы расставить пулеметы и ждать отчаянных сорвиголов вроде вас. На таких местах их обычно и сшибают, как пташек над лугом.
– Как бы то ни было, мы должны воссоединиться с четвертым отделением. Это многократно повысит наши шансы на выживание.
– Заблуждение. С тем же успехом можно сказать, что пехотинец, схвативший обрубленную осколком ногу, повышает свои шансы не хромать в будущем.
– Тогда как бы поступили вы в данном случае?
– Я… А, дьявол. Ложись. Мортира.
Мертвый Майор сказал это будничным голосом, даже не повышая тона, но все «Висельники» мгновенно попадали ничком, прикрывая голову сложенными на затылке руками. Гул тяжелого «чемодана» плыл где-то рядом, опасный гул, малейшее изменение в котором ощущается чем-то более тонким, чем обычный слух.
Дирк чувствовал длившееся лишь секунду наваждение – ему показалось, что он сейчас сам висит высоко в воздухе, заброшенный туда титаническим ударом французской гаубицы, и высотный ветер остужает его раскаленную металлическую оболочку. Вот он начинает падать и земля под ним из серо-коричневого лоскутного одеяла превращается в курящийся дымом разворошенный муравейник. Сейчас он сам был снарядом и готовился обрушиться вниз, выбирая подходящее место.
«Пусть его снесет правее, - подумала та часть Дирка, которая все еще ощущала себя человеком, - На полста метров правее…». А та его часть, что была снарядом, уже знала, что не промахнется. Само небо взревело, раздираемое несущейся к земле сталью.
Ухнуло так, что попадание сперва казалось беззвучным, более того, стерло все прочие звуки мира, от скрипа земли под подбородком до грохота артиллерии. И в образовавшейся тишине, гулкой, как в недрах подземного каземата, Дирк успел подумать о том, что фугас разорвался на поверхности, в каких-нибудь двадцати метрах от занимаемой ими траншеи. Лопнули барабанные перепонки, подумал Дирк и даже не ощутил сожаления. Благодарность судьбе за то, что сохранила его, была несоизмеримо сильнее. Мертвец ты или живой человек, когда ты слышишь нечто подобное, твои мысли транслируются лишь на одной частоте, которая называется «Только не я».