Господин метелей
Шрифт:
Николас и Бефана…
Воспоминания о сне нахлынули с особой силой, и я испуганно замерла, не понимая, почему мне такое приснилось и почему сейчас сердце застучало в груди так сладко-безумно.
Что это со мной?
Я села в постели и взъерошила волосы — верный способ прогнать дурной сон. А сон, несомненно, был дурным. И кто знает, не наслали ли его колдовские силы! Я достала монетку и пылко поцеловала ее. Пусть это не та монетка, что я хранила столько лет, но небеса на моей стороне, раз вернули мне мой талисман.
Одевшись и причесавшись, я спрятала монету в поясной кармашек и прикрыла сверху платком, чтобы точно не потерять. Близар обманул меня не единожды,
Но я не позволила себе грустных мыслей и решительно распахнула дверь.
Он желает уборку?
Он ее получит.
С этого дня жизнь моя была подчинена особому порядку. Утром я завтракала, после завтрака убирала зал и кабинет колдуна, готовила обед и впускала очередную гостью. Потом у меня было несколько часов свободного времени, которое я бесцельно тратила на болтовню с духами, ужин, а вечером отправлялась, чтобы взбить перину и постлать постель. Всякий раз Близар оказывался в спальне и наблюдал за мной, сидя в кресле. Пристальный взгляд смущал и сердил меня. Однажды я набралась смелости и спросила, почему он так смотрит, но получила в ответ уже привычное «не твое дело, Антонелли». Потом я шла спать, утром просыпалась, завтракала, снова подметала полы, и снова встречала гостью.
Как ни странно, но красивая колдунья Эрна в замок больше не приезжала, а вот девушки прибывали почти каждый день, строго в час по полудни — только в субботу и воскресенье не было посетителей.
Каждую Близар встречал с розой и трепетом, каждой говорил одни и те же слова и провожал наверх, чтобы побренчать на клавесине. Потом было расставание — некрасивое, когда колдун чуть ли не морщился, глядя на ту, которой только что пел восторженные дифирамбы, и дождь талеров обрушивался на голову девицы, продавшую честь за серебро.
Это было мерзко и противно, и первые несколько раз я пыталась предупредить ту или иную гостью, что с колдуном надо быть осторожнее, но всякий раз мои попытки претерпевали неудачу. Кто-то из прекрасных гостий отвечал мне резко и высокомерно, указывая, где место прислуги, кто-то улыбался грустно, кто-то даже благодарил, но каждая принимала алую розу, протягивала руку Близару, а уходя подбирала подол платья, чтобы собрать талеры.
К колдуну девушки тоже относились по разному. На вторую неделю я уже научилась их различать — одни приезжали именно за серебром и расставались с Близаром без тени сожаления. Другим он и правда нравился. Бедняжка Леонора была не единственной, кто с надеждой оглядывался на замок. Я не знала, что было тому причиной — очарование колдуна или очарование его серебра, но легче мне не становилось, и совесть с каждым днем мучила все сильнее и сильнее, хотя это не я развратничала, совращая девственниц. А колдун требовал именно девушек, потому что однажды прямо от ворот указал вон миловидной девице, в синей бархатной шубке. Он уже протянул гостье розу, как вдруг отдернул руку и смерил девушку таким взглядом, что впору было провалиться сквозь каменный пол.
— И зачем, позвольте спросить, вы ко мне явились? — спросил он язвительно.
13
Девица побледнела, покраснела и попятилась. Я тоже попятилась, потому что заговорил колдун таким голосом, что было ясно — ничем хорошим это не закончится.
— Не понимаю… — залепетала девица, — о чем вы?.. не понимаю…
— А мне кажется, всё прекрасно понимаете, — Близар прищелкнул пальцами и двери замка распахнулись. — Проваливайте, барышня. И передавайте привет родителям и тому музыканту, с которым развлекались.
Она ахнула, забормотала что-то невразумительное, а потом круто развернулась и бросилась бежать. Но миновать крыльцо она не успела — вместо серебряного дождя на нее обрушился целый водопад чего-то черного, липкого!.. Девица пронзительно завизжала, пытаясь отряхнуться, но слизь пачкала шубку, личико, белые руки… Я бросилась девушке на помощь, но Близар удержал меня, схватив за плечо.
Пальцы у колдуна были сильными, жесткими — и это совсем не походило на те уютные объятия, что мне снились.
Запахло хвоей и лесом, и я поняла, что черная жидкость — это смола.
— Вы… вы облили ее смолой! — ужаснулась я. — У нее же все волосы в смоле!.. Как теперь…
— Придется побриться налысо, — сказал колдун с презрительным смешком и щелкнул пальцами.
Двери захлопнулись, оставив снаружи хнычущую охотницу за колдовским серебром.
— Там же мороз! — я бросилась к окну.
Девица, шатаясь, брела к саням, широко разведя руки. Шапка свалилась с ее головы, и было странно и жалко видеть золотистую макушку, в то время как остальные локоны повисли противными черными сосульками.
— Жестоко! Жестоко! — воскликнула я, когда сани покатили несчастную домой. — Вы ничем не лучше ее, но так жестоко посмеялись над ней!
— Эта лгунья знала, на что шла. А вообще — не твое дело, Антонелли, — бросил он и поднялся наверх, не глядя на меня.
Не мое дело… Пару дней после этого я ходила сама не своя, а Близар не заговаривал со мной — только смотрел искоса, если мы встречались в коридоре на первом этаже. Иногда колдун куда-то уезжал — в неизменном алом камзоле и меховом плаще, ненадолго, часа на полтора. Его сани возили — я уже знала и это — Сияваршан в образе черного коня, и обернувшийся белым конем Велюто. Аустерия порхала на запятках роем белых пчел, а Нордевилль присматривал за мной.
Старик оказался на удивление разговорчив, и я, то укрывая его пледом, то поднося мягкие подушки, узнала много нового о древнем замке и его обитателях. Правда, это были совершенно неполезные знания. Ну зачем, скажите на милость, мне было выслушивать о третьем графе Близаре, который посредством снежной магии остановил вражескую армию при короле Гаральде Длинноносом? Или о том, как четвертый граф Близар предсказал королю, что тот умрет от руки своего сына, и король, помутившись разумом, казнил троих принцев, а погиб на охоте, от стрелы королевского бастарда, прижитого от ночи с дочерью лесника. Истории были разные — ужасные, иногда смешные, чаще всего поучительные. Только поучал Нордевилль лишь одному — лучше не бороться с судьбой, потому что судьбу не победишь, взапуски не перегонишь и на коне не обскачешь.
Всё во мне противилось этому, но доказывать что-то призраку я посчитала столь же безумным, как пытаться овладеть снежной магией втайне от Близара. Книги на его столе манили меня, но я никогда не осмеливалась даже приоткрыть их, помня о запрете.
Постепенно я привыкла, и замок больше не казался мне мрачным и страшным. Лучшее средство от страха — скука, а я именно скучала — от однообразных дней, от невозможности выйти на свежий воздух. Я скучала в своей тюрьме, с завистью глядя в окна — там была зима, там близились праздники, но Близар запретил даже письмо домой. Сначала я ждала, что вот сейчас появятся слуги короля и потребуют от колдуна моей свободы — по папиной жалобе. Но король не торопился меня спасать, и оставалось лишь надеяться, что отец пребывает в добром здравии, обманутый словами мачехи, что я отправилась погостить куда-нибудь к дядюшке Перегрину или тетушке Примуле.