Господин моих ночей
Шрифт:
Уна скорбно сжимала губы, стараясь сдерживать слезы, а лекарь отводил взгляд, прописывал очередную микстуру и снова повторял, что необходим целебный артефакт. Как будто, я сама этого не знала. Но ни у одной из нас не было метки, а без нее получить любой, даже самый маленький кристалл невозможно.
— Эли… — тонкая, почти невесомая ладонь легла на мою руку. Мама всегда чутко улавливала настроение.
Перехватила ее пальцы, слегка поглаживая.
— Все образуется, мам, — пообещала и ей, и, в первую очередь, себе. — Обязательно.
Только
Только бы согласился…
Мимо комнаты Нэссы незамеченной пройти не удалось. Дверь была распахнута, словно жена брата специально с утра караулила.
— Элаис! — догнано меня требовательное, и я, вздохнув, обернулась.
Невестка стояла посреди комнаты, гневно прижимая к груди кулаки. За время беременности она сильно подурнела, расплылась и ходила теперь тяжело, вперевалку, что ее ужасно раздражало. Впрочем, ее теперь все раздражало.
— Почему Уна не желает выполнять моих распоряжений? — пошла в атаку Нэсса. — Вода едва теплая. Она, верно, хочет, чтобы я опять заболела, и мой малыш не родился. И где утреннее молоко? Ты же знаешь, в моем положении без него нельзя.
Нежный голос жалобно дрогнул, и мне на миг стало стыдно. За глухое раздражение, что я каждый раз испытывала при виде этой женщины. За то, что недолюбливала ее с самой первой встречи и порой думала, насколько проще нам бы жилось, если бы она перед войной уехала из столицы в загородное поместье своих родителей. Не захотела, а ведь они приглашали. И потом именно из-за нее нам не удалось вовремя покинуть столицу — когда все было готово и нас уже ждали.
Но ведь Нэсса не виновата, что тогда ей стало дурно, и мы не успели добраться до назначенного места. Жена брата вообще очень плохо переносила беременность. Изнеженная столичная аристократка, она привыкла к тому, что вокруг нее вертятся всегда готовые прийти на помощь лекари с артефактами, и сейчас очень страдала.
А еще она отчаянно переживала. Боялась рожать сама, без кристаллов. «Как простолюдинка», — морщила она свой идеальный носик. И этот страх, отчаяние, нервозность Нэсса обрушивала на наши головы бесконечными нелепыми капризами.
— Элаис, ты слышишь? — дернули меня за рукав. — Элаис?
А еще я терпеть не могла жену брата за это ее «Элаис». Мы ведь условились называть друг друга попроще, но она упрямо сокращала мое настоящее имя так, что все сразу понимали — оно принадлежит аристократке. Хвала пресветлой, сама Нэсса переступала порог дома лишь затем, чтобы посидеть в маленьком садике, и никогда не выходила за калитку. Только это меня и спасало.
— Да, Нэсса, — отозвалась я, и женщина тут же скривилась.
— Энисса, — буркнула она, но я сделала вид, что не услышала. Если мы сейчас начнем спорить об именах, это затянется надолго. А мне пора к Толле, пока она куда-нибудь не ушла.
Несколько успокаивающих слов Нэссе, умоляющий взгляд в сторону Уны, быстрое отступление вниз по лестнице, кружка еще горячего отвара — и, на ходу надевая плащ, я выскочила, наконец, за ворота. Поправила
Чтобы через несколько мгновений нос к носу столкнуться с Сетнером. Мрачным и настроенным очень решительно.
Склонила голову в молчаливом приветствии и попыталась проскользнуть между Заком и стеной дома, мимо которого проходила. Не тут-то было.
— Здравствуйте, госпожа Бэар, — окликнули меня преувеличенно вежливо, и от этого на душе стало совсем неспокойно.
— Доброе утро, господин Сетнер.
Прятаться больше не имела смысла, и я вскинула подбородок, глядя прямо в глаза мужчине.
— Гордая, да? — скривился тот. — Вот и страдай из-за своей гордости да строптивости. Я предлагал договориться по-хорошему, сама не захотела.
Он важно приосанился, откашлялся и, глядя на меня сверху вниз, произнес явно заранее подготовленное:
— Госпожа Элис Бэар, я намерен подать жалобу городским властям на вашу мать, госпожу Тину Бэар, и потребовать, чтобы ее, как злостную неплательщицу упекли в тюрьму. — Остановился, дав мне в полной мере все осознать, и закончил: — Пока полностью не выплатит весь долг.
— Но… — от ужаса у меня мгновенно пересохло в горле, так, что я даже не сразу смогла заговорить. — Вы обещали нам три дня.
— Обещал, — подтвердил Сетнер, помедлил немного и злорадно добавил: — Потом передумал. Я хозяин своему слову, хочу — даю, хочу — беру обратно. — Он вдруг как-то воровато оглянулся по сторонам, шагнул ближе и зашептал торопливо и гневно: — А не надо было на меня магу патрульному жаловаться.
— Что? Я никому не…
Но меня уже не слушали. Не желали слушать.
— То-то он, как тебя проводил, так сразу ко мне воротился, чуть всю душу не вытряхнул. Потребовал, чтобы я оставил тебя в покое и не приставал с «гнусными предложениями». — Зак коротко выругался. — Да еще и кошмарами замучил, чудовище натравил. Всю ночь какая-то тварь мерзкая мерещилась. То в окно пялилась, красными глазами сверкала и скалилась. То тенью крылатой наваливалась, душила, до хрипоты и мушек в глазах. А проморгаешься — и нет ничего. — Последние слова лавочника прозвучали на удивление обиженно.
Так… По всей видимости, это Харт с горгулом развлекались. И если с Хвичем все ясно — сама согласилась, чтобы он меня охранял, вот монстр и старается, как умеет, то поведение мага ничего, кроме раздражения, не вызывало. Я же четко дала понять, что ухаживания меня не интересуют. Что ему еще нужно? Зачем вмешивается? Не помог, а только хуже сделал.
— Нашла себе защитничка, да? Уверена, что спасет тебя этот пришлый? — ядовито шипел Зак, подтверждая мои самые дурные предположения.
Хуже похотливого Сетнера только Сетнер разъяренный. Хозяин мясной лавки никогда не был трусом, зато слыл невероятно злопамятным и мстительным, и сейчас он намерен отыграться на мне сполна.