Господин Пруст
Шрифт:
— Мне хочется, чтобы на вашем экземпляре была красивая надпись, Селеста.
Я подарила эту книгу Рейнальдо Ану, который очень сокрушался, что так и не получил ее от г-на Пруста.
И, наконец, надо было переселяться. Теперь и я узнала, что такое вырывание корней. По совету профессора Робеpa Пруста я поехала на курорт Баньонь де ль'Орн.
В 1924 году Одилон купил небольшой домик на улице Каннет
Как и предсказывал г-н Пруст, ко мне приходило много людей. Многие писали письма. И, опять же по его предсказанию, я никому не отвечала. Но были и те, кто так и не появились. Гастон Галлимар написал мне весьма любезное письмо с уверениями, что ничего для меня не пожалеет. Он даже не прислал ни одной книги г-на Пруста.
Я все больше и больше замыкалась в своих воспоминаниях. От г-на Пруста у меня осталось несколько вещей, несколько книг, несколько фотографий, кое-какие бумаги. Часто он повторял: «Селеста, когда я умру, берите здесь все, что хотите. Это все ваше». Но мне и в голову не приходило дожить до его смерти, а тем более брать что-нибудь. На другой день после похорон ко мне на улицу Гамелен пришел профессор Робер Пруст. Он спросил, оставил ли его брат какой-либо относящийся ко мне документ.
— Я готов исполнить его волю.
Я ответила, что мне об этом ничего не известно. Так оно и было — он умер, не позаботившись о завещании.
Профессор все-таки настаивал: может быть, я знаю, что г-н Пруст хотел сделать для меня?
— Ничего, сударь, благодарю вас, мне ничего не нужно.
Банкир Орас Финали и г-жа Строе также справлялись, чем бы они могли помочь мне. Но и им я отвечала с глубокой благодарностью: «Ничем».
Прошли годы. Мы продали дом на улице Канетт. Умер Одилон. Несколько лет я занималась музеем Равеля в Монфор ль'Амори под Парижем. Ко мне приходили, и, надо признаться, я говорила посетителям музея больше о г-не Прусте, чем о Равеле.
У нас родилась дочь Одиль. Это единственное существо на свете, для которого, как и для г-на Пруста, я готова достать с неба даже луну.
Однажды она сильно заболела, да еще в то время, когда мы вместе с сестрой Мари строили небольшой домик, куда могли бы удалиться на покой. Мне пришлось продать много сувениров, оставшихся после г-на Пруста. Хоть я и не сомневаюсь, что он не стал бы упрекать меня за это, но все-таки мне было страшно тяжело расставаться с ними.
Сохранившийся в моем сердце его образ — это самое прекрасное из всех моих воспоминаний. Принц духа среди людей.
Он никогда не покидал меня. Всякий раз, если в жизни мне предстояло какое-нибудь сложное дело, всегда находился почитатель г-на Пруста, который сглаживал все трудности, — словно и с того света он продолжал оберегать меня. Точно так же, когда надо принять какое-нибудь жизненное решение, я нахожу для себя совет и облегчение в воспоминаниях о нем. Совсем недавно со мной случилась странная история. Еще на бульваре Османн как-то ночью г-н Пруст показывал мне вещи, которые я должна была положить в сувенирный ящик комода, в том числе прелестные коралловые серьги, принадлежавшие его матери. Он сказал:
— Пожалуй, они будут хороши для племянницы Сюзи. А вот еще моя булавка с опалом. Как жаль, что я раздавил ее, такой красивый камень... Хотите, я подарю ее вам?
Я сразу же вставила опал в кольцо, которое с тех пор не покидало моего пальца. Уже много позже я хотела подарить его дочери. Одиль побоялась потерять кольцо и, зная, как оно мне дорого, оставила у меня. Но все-таки камень где-то у меня выпал. В отчаянии я вспомнила старое средство моей матери: стала просить Святого Антония. Она уверяла меня, что это ей всегда помогало. Но бесполезно.
В тот же день Одиль принесла мне салат, и я его приготовила. Садимся все трое за стол — третьей была моя сестра Мари, которая жила вместе со мной. Едим салат. Вдруг Одиль испуганно замирает.
Я спрашиваю:
— Что с тобой? Сломался зуб?
Это был опал г-на Пруста.
Я поняла, что и сам он тоже никогда не покидает меня.