Господин Пунтила и его слуга Матти
Шрифт:
Матти. Знаете, какой это будет обед? Вы будете сидеть рядом с господином окружным судьей из самого Выборта. Я ему скажу (втыкает в землю метлу и говорит, обращаясь к ней): "Ваша честь, вот четыре бедные женщины, они очень боятся, что им откажут в иске. Они долго шли по пыльным дорогам и наконец пришли к своему жениху. Потому что рано утром десять дней назад к ним в деревню приехал толстый господин в студебекере, обменялся с ними кольцами и назвал их невестами, а теперь он как будто хочет от них отречься. Исполните свой долг, вынесите свой приговор, и я вас предупреждаю, если вы их не защитите, так в один прекрасный день ни вас, ни вашего суда и в помине не будет!"
Телефонистка.
Матти. С вами и адвокат будет чокаться за столом. Что ты ему скажешь, Эмма Такинайнен?
Эмма-самогонщица. Скажу, что рада с ним познакомиться, может, он мне составит налоговый листок, да пускай построже обойдется с акцизными. У вас, скажу, язык хорошо подвешен, может, уговорите начальство, чтоб не держали так долго моего мужа на военной службе, мне в поле одной не справиться, а полковник у него препротивный. Похлопочите, скажу, чтоб меня лавочник не обставлял, когда я беру у него в долг сахар и керосин.
Матти. Вот что значит правильно использовать знакомство. Но насчет налогов тебе придется заботиться, только если не выйдешь за Пунтилу. Кто его получит в мужья, может платить сколько угодно! Вам с доктором тоже придется чокнуться, что вы ему скажете?
Телефонистка. Господин доктор, скажу, у меня опять поясницу ломит, не смотрите таким зверем, не бойтесь терять на меня время, я вам заплачу, когда выйду за господина Пунтилу. И не торопитесь, нам еще только подали кашу, а кофе еще даже не поставили кипятить, а вы отвечаете за здоровье народа.
Два работника катят к дому две бочки пива.
Эмма-самогонщица. И пива припасли!
Матти. Ну а вам придется сидеть за столом рядом с пастором. Что вы ему скажете?
Коровница. Скажу: теперь у меня будет время, смогу ходить в церковь по воскресеньям, если придет охота.
Матти. Какой же это разговор? Я уж от себя добавлю: господин пастор, скажу, видите, Лизи-коровница сегодня ест с фарфоровой тарелки, уж вы-то должны радоваться больше всех, в Писании сказано - перед богом все равны, а уж перед господином Пунтилой и подавно. Если она станет хозяйкой в имении, вам непременно что-нибудь перепадет, ко дню рождения пошлют вам, как полагается, две бутылки белого, проповедуйте на здоровье про небесные луга, потому что, слава богу, на земных лугах ей больше коров доить не придется!
Пока Матти разглагольствует, Пунтила вышел на балкон и мрачно слушает.
Пунтила. Когда закончите - скажите. Кто эти бабы?
Телефонистка (со смехом). Ваши невесты, господин Пунтила! Неужели не узнали?
Пунтила. Что? Я вас не знаю!
Эмма-самогонщица. Сейчас узнаете - по кольцам!
Телефонистка. От занавесок, из кургельской аптеки.
Пунтила. Что вам тут нужно? Скандалить пришли?
Матти. Господин Пунтила, может, сейчас время неудачное, рановато еще, но мы тут обсуждали, как поразвлечь гостей за обедом, мы организовали "Союз невест господина Пунтилы".
Пунтила. Почему уж сразу не профсоюз? Там, где ты околачиваешься, что-нибудь такое может прямо из-под земли вырасти, я тебя знаю, я знаю, какую ты газету читаешь!
Эмма-самогонщица. Да мы же в шутку, нас бы только угостили кофейком.
Пунтила. Знаю я ваши шутки! Шантажировать меня пришли, чтоб я заткнул вам глотки подачкой!
Эмма-самогонщица. Ну-ну, потише!
Пунтила. Я вам покажу, пришли тут покутить на мой счет, пользуетесь моей любезностью? Убирайтесь-ка подобру-поздорову, пока я не позвал полицию! Ты там, я тебя узнал, ты телефонистка, вот я позвоню в контору, спрошу, разрешают они своим служащим вытворять такие безобразия? Я и про вас всех узнаю, кто вы такие!
Эмма-самогонщица. Все понятно. Знаете, господин Пунтила, хотелось просто повеселиться, чтобы было что вспомнить на старости лет. Ну-ка, сяду я на вашу землю, чтобы можно было сказать: посидела и я в гостях у Пунтилы, он сам меня пригласил. (Садится на землю.) Вот, теперь никто не посмеет спорить - села и сижу. А рассказывать, что я не на стуле сидела, а на голой тавастландской земле, я не стану, хоть про нашу землю во всех учебниках пишут: труда в нее надо вкладывать много, но и прибыли она много приносит, только вот не пишут, кто труд вкладывает, а кому прибыль идет. Нанюхалась я и жареной телятины, видела, сколько масла понесли, да и пива тут хватало! (Поет.)
Синь озер, выси гор, стаи тучек над горой
Все так мило тавастландскому люду:
И зеленый лес, и в Або корабельных верфей строй.
Правильно я говорю? Ну-ка, подымите меня, не век же мне тут сидеть в исторической позе!
Пунтила. Убирайтесь из моего дома!
Женщины снимают соломенные венки, бросают их на землю и уходят. Матти
сметает солому в кучу.
VIII
Финские рассказы.
Проселочная дорога. Вечер. Четыре женщины идут домой.
Эмма-самогонщица. Откуда же можно знать, в каком настроении они тебя встретят? Когда хорошенько насосутся, они шутят и щиплют тебя где попало. Вырываться приходится, а то совсем распояшутся и затащут тебя тут же в малинник. А то вдруг им что-то заскочит в печенку, и они готовы звать полицию. У меня в башмаке, кажется, гвоздь торчит.
Телефонистка. И подметка отваливается.
Коровница. Не для таких дорог наши башмаки сшиты.
Эмма-самогонщица. Совсем истрепала башмаки, а они должны бы еще год послужить. Мне бы камешек найти.
Все садятся.
(Забивает гвоздь в башмаке.) Вот я и говорю, нельзя на господ рассчитывать. Они то такие, то эдакие, а потом опять такие. Вот, например, полицмейстерша часто посылала за мной среди ночи, чтобы я массировала ей ноги - они у нее отекали. И каждый раз она была разная - смотря как поладит с мужем. У него что-то там было со служанкой. Когда она мне раз подарила шоколад, я уж знала, что он эту служанку прогнал. А потом он, верно, опять с ней спутался, потому что полицмейстерша сразу позабыла, сколько раз я ее массировала шесть или десять. Такая скверная память у нее вдруг сделалась.
Фармацевтка. Иногда у них память бывает чересчур хорошая. Вроде как у нашего Пекка-американца. Он там нажил состояние, а через двадцать лет вернулся к родным. Они были до того бедные - у моей матери картофельную шелуху выклянчивали. А когда он приехал, они его угостили жареной телятиной, чтобы задобрить. А он телятину съел и давай вспоминать, как он когда-то одолжил бабушке двадцать марок. И все только головой покачивал, жалел, что им так плохо приходится, даже долг отдать не могут.
Телефонистка. Это они умеют. Ну да ведь с чего-то им и надо богатеть. Вот у нас зимой в тысяча девятьсот восьмом году один помещик хотел ночью перейти озеро по льду. Он знал, что где-то есть полынья, так он мужику, который его вел, велел идти двенадцать километров впереди дорогу пробовать. Обещал ему за это лошадь подарить. Вот они дошли до середины, и тут помещик говорит: "Если доведешь до берега и я не провалюсь, получишь теленка". Потом показались огни деревни, и он сказал: "Ты уж постарайся - часы заработаешь". Когда до берега оставалось шагов пятьдесят, он уже стал говорить о мешке картошки. А как добрались до места, дал он ему одну марку и говорит: "Долго же ты, брат, провозился!" Мы, глупые, не разбираемся в господских штучках. А что же? Они ведь с виду такие же люди, как мы. Вот мы и попадаемся. Были бы они похожи на медведей или гадюк, мы бы уж как-нибудь поостереглись.