Господин Пунтила и его слуга Матти
Шрифт:
Фина. Всем вредно, особенно лошадям!
Пунтила. Вот за это тебе, Фина, следует рюмочка ликеру. Принеси-ка, живо!
Матти. Хватит с нее кофе. Наверно, вы теперь чувствуете себя лучше, господин Пунтила?
Пунтила. Нет, хуже.
Матти. Уважаю господина Пунтилу за то, что он так отделал этого толстяка. Он ведь мог себе сказать: какое мне дело? Зачем наживать врагов среди соседей?
Пунтила (постепенно трезвеет). Я врагов не боюсь.
Матти. Верно, верно. Не каждый так может сказать, а вы можете. И кобыл вы можете
Фина. Почему в другое место?
Матти. Да мне потом сказали, будто толстяк недавно купил мызу "Суммала", а там единственный племенной жеребец на всю округу в восемьсот километров, который годится для наших кобыл.
Фина. Новый хозяин "Суммалы"! Как же вы сразу не узнали!
Пунтила встает, идет в глубину бани и выливает себе на голову еще одно
ведро.
Mатти. Нет, мы и тогда знали. Господин Пунтила сказал толстяку, что для наших кобыл у его жеребца - как это?
– кишка тонка, что ли? Как это вы выразились?
Пунтила (сухо). Как-то выразился.
Mатти. Да не как-то, а очень остроумно.
Фина. Вот беда, где же мы теперь будем случать кобыл, бог знает куда придется ездить!
Пунтила (мрачно). Еще кофе!
Фина наливает.
Матти. Говорят, тавастландцы славятся любовью к бессловесным тварям. Оттого я так удивлялся на этого толстяка. Кстати, мне потом сказали, что он зять самой госпожи Клинкман. Наверно, если б господин Пунтила это знал, он бы его еще чище отделал.
Пунтила смотрит на Матти.
Фина. Кофе достаточно крепкий?
Пунтила. Не спрашивай глупостей! Видишь, я его выпил. (Матти.) Эй, малый, не околачивайся тут, хватит лентяйничать, иди, чисти сапоги, вымой машину, а то она опять будет у тебя, как навозная бочка. Не возражай, а если посмеешь распространять сплетни и гнусные слухи, я тебе все впишу в твое свидетельство, так и запомни! (Выходит мрачный из бани, кутаясь в халат.)
Фина. Как вы допустили, что он поссорился с хозяином "Суммалы"?
Матти. А что я ему - ангел-хранитель, что ли? Я вижу, он великодушничает, дурит, делает широкие жесты себе же во вред, так что же мне его удерживать, что ли? Когда он пьян, он герой. Он стал бы меня презирать, а я не хочу, чтобы он меня презирал, когда он пьяный.
Пуитила (зовет). Фина!
Фина идет к нему, несет одежду.
(Фине.) Слушайте меня внимательно, иначе опять все мои слова переврут до неузнаваемости. Вот этого я бы взял (показывает на одного из работников), он не будет ко мне подлизываться, он работать будет, но я передумал, я никого не возьму. Лес я вообще продам, скажите за это спасибо тому негодяю, который нарочно от меня скрыл то, что я должен был бы знать! И это меня еще наводит на мысль. (Зовет.) Эй, ты!
Матти выходит из бани.
Да-да, ты! Давай мне свою куртку. Давай куртку, слышишь?
Матти дает ему свою куртку.
Теперь я тебя поймал, красавчик! (Вынимает свой бумажник из кармана Матти.) Вот что у
Матти. Так точно, господин Пунтила.
Пунтила. Теперь ты пропал - десять лет тюрьмы. Сейчас позвоню в полицию.
Матти. Так точно, господин Пунтила.
Пунтила. А, обрадовался? Хочешь баклуши бить, валяться в камере, лентяйничать, жрать хлеб несчастных налогоплательщиков? Это как раз по тебе. Сейчас, во время жатвы! Хочешь увильнуть, чтоб не работать на тракторе! Но я тебе все запишу в свидетельство, понял?
Матти. Так точно, господин Пунтила.
Пунтила, разгневанный, идет по направлению к дому. На пороге стоит Е в а с соломенной шляпкой в руке. Она все слышала.
Тощий работник. А мне куда идти, господин Пунтила?
Пунтила. Ты мне не нужен, тебе тут не выдержать.
Тощий работник. Да биржа-то кончилась, куда же я денусь?
Пунтила. Раньше надо было думать! Не пользоваться моим хорошим настроением. Я всех вижу, кто этим пользуется! (Мрачный, уходит в дом.)
Работник. Все они такие! Привез на машине, а теперь топай девять километров пешком. И без места. Вот верь им после этого, когда они с тобой любезничают.
Тощий работник. Я буду жаловаться!
Матти. Куда?
Работники, рассерженные, уходят со двора.
Ева. Почему вы не защищались? Мы все знаем, что он всегда отдает бумажник другим, чтобы за него расплачивались, когда он пьян.
Матти. Он бы все равно не понял, если б я стал спорить. Я заметил господа не любят, когда с ними спорят.
Ева. Не притворяйтесь святошей и скромником. Мне сегодня не до шуток.
Матти. Конечно, помолвка с атташе - не шутка.
Ева. Не грубите. Атташе - милейший человек, только не для того, чтобы выходить за него замуж.
Матти. Это бывает. За всех милейших людей замуж не выйдешь и за всех атташе тоже, надо выбрать одного.
Ева. Отец предоставил мне полную свободу, вы это сами слыхали, потому он мне и сказал - могу выйти замуж хоть за вас. Но он обещал атташе мою руку и теперь боится, чтобы его не упрекнули в нарушении слова. Ради отца я, может быть, все-таки выйду за атташе.
Матти. Да, попали вы в переплет.
Ева. Ни в какой переплет, как вы вульгарно выразились, я не попала. Я вообще не понимаю, зачем я с вами разговариваю о личных делах.
Матти. Человеческая привычка - разговаривать. В этом наше преимущество перед животными. Если бы коровы могли поговорить между собой, бойни давно перестали бы существовать.
Ева. При чем тут это все, когда я просто не знаю, буду ли я счастлива с атташе и не придется ли ему отступиться, только как ему на это намекнуть?
Матти. Ему простой палкой не намекнешь, ему надо намекнуть дубиной.
Ева. Что вы хотите сказать?
Матти. Я хочу сказать, что я мог бы ему намекнуть, я ведь грубый.