Господин Разрушитель
Шрифт:
— ЧТОБ У НЕГО ВЗОРВАЛСЯ ТЕЛЕФО-О-ОН! — тут же зашёлся я криком в ответ.
Вот теперь-то я заколочу крышку твоего гроба! Как бы этот длинный вонючий нос, лезущий в чужую жизнь, не упёрся в потолок…
— А следующая песня «В могиле»! Чтобы вам было весело и ПОСРЫВАЛО БОШКИ-И-И!
Под сопровождение визгов и нагнетающего стука барабанов я перелез обратно, через мониторы и отошёл чуть вглубь сцены. Начал импульсивно расхаживать из стороны в сторону, возле трек-листа, приклеенного к полу, в ожидании вступления. Не мог даже осмотреться по сторонам, не хватало духу.
По одному чмошнику прошёлся — теперь настал черед «похоронить»
Надеюсь, как-то раз, подтирая рот орущему младенцу, ты наткнёшься на музыкальный канал и поперхнёшься.
Гитары забасили, тонны ватт звука обрушились в зал, а внутри задрожали органы. Я ворвался с непревзойдённо насмешливой интонацией во вступление вместе с барабанами.
— Она была страшна и телом, и умом,
Но прежде всего — улыбкою своею!
Какое же счастье знать, что потом
Умрём, но её зубы — надолго в могиле…
Возможно, это была самая стёбная песня в карьере Господина. Она вызвала у людей экстаз, несмотря на отсутствие матюков… Я приближался к припеву с предвкушением облегчить мозг от многолетнего молчания и не смог сдержаться от того, чтобы не запрыгать по сцене, как обдолбанный кенгуру. Очки слетели к чертям.
— Зубы Марии, зубы Марии,
Зубы Марии прочнее гранита!
Тело разложится, челюсть — реликвия –
Всё, что схоронится в память Марии!
Зал одобрительно принял моё послание, моментально вторя припеву. Просто потрясающе! Почему я не решился сделать это раньше?
— Чистить зубы всюду, как смысл жизни,
Стоматология в соседнем подъезде!
В сумке паста с фтором и зубные нити!
Она умрёт, так и не съев сочный БИГ ТЕЙСТИ! — заорал я, как ума лишённый, наклонившись по самые колени.
Толпа подхватила припев налету, а я, перейдя на облагороженный лай, вдруг понял, что допрыгался до спины Муратова, наяривающего по струнам. Его движущиеся плечи били меня позади, когда он бегал рукой по ладам. Дрона, качающего башкой, было видно в дальней части, а Андрей гордо совершал променад по краю сцены. Её масштабы действительно позволяли «гулять» по гигантскому ободу под крышей. Томы и бочки, за которыми восседал Гриша, походили на инопланетный корабль, приземлившийся в Подмосковье.
Мы с Муратовым, типа лучшие подружки, запрыгали в унисон с новым залпом искр, рассыпавшихся по подмосткам. Фанаты тряслись под бодрый мотивчик, устроив преждевременный слэм в начале концерта. Верещащему слою девушек впереди стало тесно, когда в толпе расширился пустой круг, а внутри начались бешеные перебежки и столкновения на грани кровопролития. У нас дежурила скорая помощь возле шатров на случай, если кто-то слишком увлечётся «культурным отдыхом».
Сойти с ума! Я уже и не мечтал испытать эти эмоции. Казалось, лучшие времена для группы остались позади, вместе с уходом большей части состава, но теперь я чувствовал себя свободнее, живее, чем когда-либо! Сердце лупилось в груди от ликования. Позже, наверняка, я огребу за то, что решился высказать со сцены. Но скоро ли наступит расплата…
С осознанием грандиозности момента я отплясал, как ненормальный, ещё несколько песен из нового альбома, низвергая в зал густое грудное рычание и скримы. Меня не скосил ни аноним, ни скандал накануне феста — тем более, мне была по *ую погода. Глотка слушалась, будто
— DEATH! BREATH! DEATH! BREATH! DEATH! BREATH! — скандировала гигантская толпа во время перекура.
Первый блок пролетел на одном дыхании. Я, продлевая время отдыха, представил каждого участника нашей команды, сорвал для них шквал писков. Потом захотел прерваться на термос, чтобы прогреть рот — на всякий случай. Потому что я не отдавал себе отчёт, насколько больно может ударить по связкам холодный воздух утром, и уж тем более не помнил, успел ли долить коньяк в чай. Бог его знает… И на вкус, оглушённый визгами девок, я не соображал, что отхлебываю.
Людей будто становилось всё больше. Они, срывая куртки, сползались со всех концов, включали фонари на телефонах, а я засматривался на их плохо различимые лица и напитывался этим зрелищем.
Попивая горячую жидкость, поднёс к губам микрофон и покосился в левые кулисы.
Вспомнил о том, что Никольская преданно ждала выхода — уже закутавшись в одеяло, бедняга.
Я-то давно расслабился и отпустил вожжи, но как только увидел её любопытствующее личико, стало щекотливо тревожно. Пока Господин успел раствориться в музыке, вдоволь распевшись, ей только предстояло перешагнуть через собственные нервы. А ведь выступление в настолько огроменном зале для неё будет впервые. Вообще, я Еве не сострадал, к чему бы это… Просто мог представить, как тяжело она дышала. Было пару моментов, из которых мне было известно, как Киса ды…
Ну на хрен!
— Кхм… Вы должны кое с кем познакомиться, — вальяжно захрипел я. — Вживую! И составить своё впечатление о ней самостоятельно. А не с помощью Господина или дерьможурналиста. Вы знаете, о ком я говорю?
Похоже, коньяк всё-таки присутствовал. Я вспыхнул изнутри, понимая, что сейчас мы будем петь дуэтом. Фанаты заверещали, ближе наваливаясь к сцене, а секьюрити пришлось подпирать их у ограждений.
***
Мисс Кисс одним своим упоминанием вызывала диссонанс у публики. Откуда-то, как черви, повылазили подбуханные парни и дядьки, расталкивая девок, а те им мало уступали. Стали агрессивно махаться когтистыми ручонками, сопротивляясь вынужденным перемещениям. Суки! Где были их красные рожи, когда я пел первый блок? Неужели, я их не заметил… В океане людишек поднялся столп неразборчивого ора, от которого по разгорячённой спине скользнул холод.
Я опасался, что они освистают Еву и устроят ей публичное гонение с самой крупной сцены Москвы. Даже пара мелких сошек, рыгающих из толпы, были способны устроить потасовку, и тогда мне, как продюсеру, действительно придётся раскошелиться на психолога. Желательно, оптом.
Фанаты продолжали надрываться. Слившийся воедино голос, больше отдающий мужскими громогласными басами, взлетел в воздух над сценой, а я никак не мог разобрать, что, кроме псевдонима, они кричали…
— МИСС КИСС …! МИСС… КИ… ОДИ!!! …ОДИ!!!
Выходи? Уходи? Твою мать, да что они устроили…
Не подавая виду, что я не понимаю, о чём толпа отчаянно взрывается, я оставил на полу термос и медленно вышел к центру сцены. Андрюха облокотился ногой об один из мониторов и принялся позировать беснующимся фанатам — или фотографам, пока его левая рука странным образом зажимала струны над грифом. Не под, как играют адекватные люди, а над — он был тоже немного шоумен. Голые басы дребезжали из колонок, словно неподалёку действовал военный полигон.