Господин Разрушитель
Шрифт:
Если бы я знал, насколько подневолен я буду от каждого последующего поцелуя Евы, никогда бы не подошёл к ней в баре. Никогда бы не придумал этот дурацкий контракт. Но я не жалел… Только опасался потерять то, что толком мне и не принадлежало.
Я вжал Никольскую в кафель, поймав ртом её судорожный стон. Приспустил руки на задницу и углубился языком между её мокрых губ. Может, это из-за долгого перерыва? Я был уверен, что не пожирал так жадно даже Машу, будучи влюблённым в неё без мозгов.
Ева протиснулась рукой между наших
— Ты слишком хорошо целуешься для человека, кто не любит этого делать, — пролепетала Ева, хватая ртом воздух.
Я лишь уткнулся горячим лбом в кафель, впиваясь губами в кожу на нежной шее. Не хотелось думать, на что намекала Никольская.
Только лихорадочно целовать её руки, ключицы, грудь. Она додумалась это не комментировать, тяжело вздыхая и придерживая меня за голову.
Я гладил её и прижимал ближе, представляя, что больше никому этого не позволено. Чувствовал, что так будет правильно, и видел, как ей, изумлённо сверкающей зелёными возбуждёнными глазами, это чудно.
Когда у моего горящего лица оказались сиськи, как я не старался сдержаться, почувствовал, что пенис в очередной раз дёрнулся. Я приближался к тому, чтобы излиться, просто вбирая её соски губами. Никольская дрожала и вместе с тем выгибалась, присползая по запотевшей стене. Я увлёкся её грудью, пока по моей спине струилась горячая вода, совсем не наблюдая времени. Ева издавала тонкие волнующие стоны, похожие на плач.
Я спустился с поцелуями к её втянувшемуся от щекотливых прикосновений животу, располагаясь на коленях и обнимая девчонку за бёдра. Сквозь сиплые вздохи начал прорезаться грудной голос Никольской. Не замедляясь, я продолжил оседать ниже, пока не скользнул языком по её напряжённым половым губам.
Судя по тому, как задрожали женские пальцы на моём затылке, Никольскую пробрало от шока.
Я сам не понимал, как такое возможно. Просто очень хотелось это сделать.
Её словно парализовывало от каждого последующего движения всё безнадёжнее. Она вся набухла, пытаясь стиснуть бёдра, но я крепко обнимал Еву за ноги, не позволяя зажать моё пылающее лицо.
— Лёнь, — жалобно проронила она.
Я был счастлив, что в этот момент Никольская не называла меня Господином… Потому что её действительно старался ублажить не он, а ласковый, чуткий Лёня.
Но вот Ева не выдержала и зачем-то вырвалась, шумно дыша. Я продолжил стоять на коленях, удивлённо разлепив веки. Девчонка опустилась передо мной на пол, осторожно поглаживая подушечками пальцев ноющие синяки на торсе и татуировку. Даже растерялся от того, насколько это было нежно. И, прежде чем я что-либо понял, девчонка сжала меня ладонью за основание и глубоко
Тело в миг пробрало исступлением. Я чуть откинул голову, испытывая головокружение, и мягко опустил подрагивающую руку на её макушку. Наверное, сбил девчонку.
Она неловко замерла после очередной покорённой ей глубины, желая впихнуть меня как можно дальше, но чуть не подавилась. Хреновая из неё была эскортница. Зато я был уверен, что Ева делала это в тысячу раз развратнее и волнующе, чем кто бы то ни был до неё. Я, готовый кончить сейчас же, даже не понимал, в чём её очарование…
— Иди сюда! — наши соприкоснувшиеся лица попали под душ.
Я развернул отхлебнувшую воды девчонку задом, склонился сверху, уперевшись об пол одной рукой, и свободной убрал с её лба прилипшие волосы.
Ева обернулась ко мне через плечо, и мы продолжили теряться в поцелуях, пока я, изнурённый прелюдиями, пристраивался к её горячей плоти.
Я чувствовал, как упёрся головкой, нетерпеливо терзая ртом припухшие женские губы, и медленно входил. Старался вести себя аккуратно. Она жалобно пищала, но подавалась навстречу, переминаясь с колена на колено.
— Какая ты тесная, Никольская, — просипел я девчонке на ухо и прикрыл глаза.
В ответ она только беспомощно стонала.
Даже когда я дрочил на неё, не мог себе представить, чтобы я обходился с Евой так мягко и откровенно. Но мне безумно этого хотелось.
Я оказался внутри, пылая по основание, и теперь, кроме шипения воды, по ванной разлетались гулкие шлепки. Я забыл про ушибы и сотрясение. Про всех чёртовых придурков за стеной, про жгучую ревность, изводившую меня последние месяцы, и, наконец, просто выбивал из Никольской вскрики, расходящиеся эхом по кабинке.
Она быстро сползла на пол, задирая задницу кверху, а я обнял её за грудь. Целовал в шею и мочку уха, снова и снова раздвигая её изнутри.
— Лёня… — потеряно бормотала Никольская.
Я уже не разбирался, кто я такой. Просто знал, что это имя, срывающееся с её дрожащих губ, слишком лестно во мне отзывалось… Ева послушно меня вбирала, пока вдруг не обмякла на полу, принявшись туго сжимать член.
Я еле успел выйти, излившись следом на кафель и прижался к несоображающе громко дышащей девчонке, целуя её в плечо.
47. На хорошей ноте
— А на обложке альбома, это же я?
— Нет! Это просто сирена.
— Но рисовали же её с меня, признайся?
— Нет! — из последних сил взревел я.
— Ну хватит тебе заливать, — выдала девчонка и шаловливо вскарабкалась пальцами к моему подбородку. — Лёнь, кстати… а как поживает твоя фобия поцелуев?
Я сглотнул слюну.
— Нет у меня никакой фобии! — не заметно, что ли?
— Была!
— Не было!
— Хорошо… А контракт? Ты же у нас не спишь с одной и той же девушкой больше одного раза? — ехидно хохотнула Никольская.