Господин Разрушитель
Шрифт:
Возле окна всё ещё сидела Киса, опечаленно наблюдающая за удаляющимися спинами. Справа — Муратов молча крутил стакан с водой. И вот один Андрей, оторвавшийся от оскорблённого стада, окатил меня презренным взглядом. Не сказав ни слова, ушёл на свою койку, тучно рухнул на неё и отвернулся к стенке, взмахнув волосами.
Заебись!
Я не мог больше усидеть на месте: лицо, шею и грудь жгло от бешенства. Подскочил из-за стола, на котором зазвенела посуда, и плюхнулся по примеру басиста на кровать, вонзившись взглядом в потолок.
Всё шло по пизде! Лучше бы этого вездесущего журналиста вовсе не существовало! Чтоб земля под ним обрушилась! Молния зарядила
Моего дрожащего от злобы плеча коснулась чья-то горячая ладонь. Я, завороженный кровавыми фантазиями, не сразу понял, что это Никольская упёрлась в меня руками, устраиваясь между моим дрогнувшим телом и стенкой. На моей, сука, койке…
Я шокировано покосился на парней, что лежали напротив, и увидел, как у Юры его обесцвеченные брови подскочили к самому лбу. На нём залегли глубокие складки бледной кожи. Муратов, искоса поведя на нас взглядом, равнодушно уткнулся в какую-то исписанную тетрадку.
— Эй, ты чего творишь? — зашипел я на Никольскую, но от злости, что мной владела пару секунд назад, моментально остыл.
— Всё будет хорошо, — едва слышно шепнула девчонка мне на ухо и уже уткнулась тёплыми губами в щёку. — Вы помиритесь перед концертом. Что-нибудь придумаем.
Никаких гарантий словам Евы, конечно же, не было, но я, всё ещё пребывая в ужасе от её выходки, предпочёл согласно кивнуть. А рот сам по себе ухмыльнулся. Без моего ведома.
С Никольской я чувствовал себя неодиноким в этом чёртовом автобусе. Она каким-то волшебным образом смягчала все мерзотные обстоятельства.
Бесстыдно притянула меня за подбородок и вовлекла в довольно откровенный глубокий поцелуй, от которого я очухался уже без памяти, с трепетом в груди и со стояком между ног.
В благой тишине мы так и ехали до самого Новокузнецка. И только возле моего уха иногда раздавались звуки сопения.
49. Настоящий друг
Мы встретили лето в тур-автобусе. Я быстро привык отмечать очередной отыгранный концерт не с рюмкой в кругу рокеров, а с Никольской. На постелях отелей. И, когда выдавалась возможность уснуть в её объятиях, обязательно этим пользовался. После тепла, ароматерапии, запахов, что источали её кожа и волосы, я просыпался, словно в райском саду, и был готов сносить блядский игнор в коллективе и выматывающие шоу.
За плечами оказались Красноярск, Кемерово, Новосибирск, Омск, Тюмень, Екатеринбург. Городов в нашем списке прибавлялось столько, что я начинал подзабывать названия. Мы с Муратовым даже побывали в родном городе — от чего, видимо, оба остались не в восторге. В тот день мы не выходили из номеров, отсиживаясь до выезда в одиночестве. Теперь автобус плавно двигался в обратном направлении по стране, чтобы в августе мы закончили тур на юге.
Что было странно. Меня не так сильно волновал раскол в группе, как поведение Лёши. Из-за того, что из всех парней у меня была возможность общаться без риска только с ним, с каждым днём выносить его затянувшуюся депрессуху становилось всё накладнее для моей расслабившейся психики. Я находился в таком состоянии… Мягко говоря, навеселе без беленькой. Совершенно беспричинно переобулся в оптимиста, начал успокаивать себя мыслями о новых возможных проектах. В конце концов, разбегутся эти бараны — займусь карьерой девчонки и Муратова. А там что-нибудь да придумаю. Приближался тот день, когда ему не придётся выставлять себя чужим человеком. Но Лёша всё больше походил на постояльца психбольницы.
На сцене вёл
Всё это стало фирменным набором Death Breath, без которого шоу можно было считать неудачным. Муратов, в честном бою отвоевав себе мой титул всенародного трахателя, уже в паре шагов за кулисами терял свой интерес к чему бы то ни было. Безжизненно оттирал от унылого лица грим и редко отвечал на адресованные ему вопросы. Вслед за экономной речью он решил ограничивать себя и в еде, пропускал приёмы пищи всё чаще. В реальной жизни гитарист был мало похож, не то что на альфача — на живого человека. Он давно держался на расстоянии от потенциальных предателей и воспользовавшейся им Евы. Смотрел только, как девчонка лезет ко мне целоваться на глазах у всей группы, и всё больше чах. Но на Никольскую ему было похуй, я это знал… Он всё ещё убивался из-за того, что ему рассказал я про Виолетту Сергеевну.
Испытывая скверные совестливые позывы, я начал догадываться. Лёша теряет связь с собственным рассудком, часами смотря в боковину койки… Ему нужно было вернуться к жизни.
— Вань, возьми, — я улучил момент, когда в гримёрке после концерта не останется никого, кроме нас двоих, и закрылся изнутри на щеколду.
Снаружи тут же раздались стук и матерные вопли, но мне было срать. Я довёл человека до прострации, а теперь протягивал ему коробку с новым телефоном и сим-картой.
Муратов поднял на меня свой тяжкий пустой взгляд, словно это было равносильно двухсот центнеровой штанге.
— Зачем? — подавлено пробасил он.
Как раньше я больше не покрывался язвами, услышав этот голос. Наоборот, даже порадовался, что гитарист ответил.
— Я тут подумал… — перешёл на шёпот. — По прилёту в Москву и в коттедже ты звонил матери? А сейчас не звонишь. Если помнишь номер, скажи хоть, что живой.
— Переживаешь за мою мать? — кисло усмехнулся Лёша, равнодушно разглядывая коробку в моей всё ещё протянутой руке.
— Нет… Вообще-то… за тебя, — когда же я смогу не крючиться от жалости, глядя в его морду…
Гитарист потеряно моргнул, будто совсем не одуряя, что я ему сказал.
— Что с тобой происходит?
Конечно же, он промолчал. Я, не выдержав, впихнул в его руки коробку и с дрожью вздохнул, не справляясь с тотальным игнором.
— У тебя есть… друзья? Братья там… Может, стоит с ними созвониться? — неловко предположил я, на что Лёша едва заметно мотнул головой.
Даже его отросшие кудри, перепачканные в краске, почти не шевелились. Пока я держал гитариста в заложниках, дверь в гримёрку дрожала от стука, а щеколда угрожающе позвякивала. Юрген вышел из себя.
— Ладно, я понял… Что ты решил, Лёш? Может, ну его… Как закончится тур, я займусь твоей сольной карьерой.
Начиная с Новокузнецка и до сегодняшнего дня Муратов ещё держал оборону перед фанатами. На скандирования, умоляющие его запеть или хотя бы заговорить в микрофон, выдавал надрывные рифы, заставляя всех сморщиться и заткнуться.
— Вы с Кисой вместе? — орали под сценой. На это он не уставал отрицательно мотать головой и издавать на струнах отвратительный скрежет. — Скажи ртом! Ваня-я-я!